Действительно волчонок. Как только Ян дал Андрею такую емкую и исчерпывающую характеристику, даже толком не общаясь с ребенком?

– Ты меня не обманываешь? – смотрит на меня исподлобья.

– Нет, – вздыхаю я, думая о том, что в будущем мне придется очень сложно с таким упрямым характером.

Андрей лишь с виду бесстрашный и отчаянный мальчишка, но внутри такой же ранимый, как и я.

– Идём завтракать и поехали к врачу. А потом подумаем чем заняться.

Андрей нехотя слазит с кровати. Мы неспешно завтракаем и выдвигаемся в город. Можно было вызвать врача на дом, так было бы спокойнее для всех, но с учетом промозглой погоды на улицы и того, что мы туда сегодня не выйдем гулять, хоть какое-то развлечение для маленького хулигана.

К вечеру я уже без сил от бесконечных просьб Андрея вывести его на улицу и несложных вопросов. А к концу второго дня схожу с ума вместе с Лаской, потому что дождь даже не думает прекращаться. Но когда наконец затихает, то мы выходим на прогулку.

Возвращаемся поздно и сильно уставшие. Я даже не сразу замечаю у ворот машину Неймана.

– Привет, – Генрих выходит к нам навстречу. – Я уже было подумал, что вы уехали. Телефон недоступен, дома никого. Далеко забрели? – интересуется он с улыбкой.

Быстро здоровается с Настей и Андреем, сосредоточив внимание на мне.

– Очень! – ту же отзывается Гарри и начинает рассказывать о нашей прогулке, спрашивает про свою подружку Стефи.

Я так надеялась, что Генрих приедет раньше на пару дней. Или послушает меня и дождется моего возвращения в Москву. Но нет. Нейман решил поступить иначе.

– Привет, – произношу невпопад. – Мы тебя не ждали…

– Решил сделать сюрприз.

С замиранием сердца иду к дому, оттягивая мысль о неприятном разговоре. Но, к сожалению, его не избежать.

Мы ужинаем вместе, затем Настя идут с Андреем укладываться спать, а мы остаемся с Генрихом наедине. На улице уже смеркается, путь Нейман проделал неблизкий, я бы отложила все откровения до утра, но боюсь, если затяну с ними, то сделаю только хуже.

– Тебя что-то тревожит, Алёна? – хмурится Генрих, заметив мое напряжение.

Я встаю из-за стола и подхожу к окну, понимая, что отступать больше некуда и собираюсь с духом, чтобы сказать Нейману все как есть, но замечаю приехавшую машину. Черный внедорожник останавливается у двора и из него выходит Багдасаров. Открывает заднюю дверцу, доставая из салона какие-то пакеты и направляется к дому.

– Алён? – зовет меня Генрих, когда я долго не отзываюсь.

– Что? – звук его голоса заставляет меня вздрогнуть.

Заторможено перевожу на Неймана взгляд.

– Ты хочешь мне что-то сказать?

Боже… Как же всё это не вовремя. Будто назло. И что теперь делать?

Обняв себя за плечи, я шумно выдыхаю. Нервы снова на пределе. Вовремя все произошло или нет, теперь уже не имеет значения. Нужно принять это как свершившийся факт. Главное, чтобы ни одна из сторон сейчас не сказала друг другу лишнего и дело не дошло до драки. Потому как Нейману озвучить про свой выбор я ничего не успела, зато о своем прошлом многое поведала. Представление о том, кто такой Багдасаров и какую роль сыграл в моей жизни, Генрих имеет. Я была в растрепанных чувствах, когда плакала у него на плече и приоткрывала завесу своих тайн. Даже не знаю, плохо это или хорошо в данной ситуации, что он в курсе нашей связи с Янисом. На момент этого разговора я была уверена, что не позволю Багдасарову переступить черту. Считала, что мне не хватит духу открыть Янису правду. Нейман же оказался единственным из мужчин, с кем захотелось поделиться своей болью. Поэтому причинить ее в ответ – неправильно.

– Приехал Багдасаров, – глухо произношу. – Я не ждала его появления. Впрочем, как и твоего. Но хотела с тобой объясниться. Поэтому была так напряжена.

Нейман выглядит удивленным, только сказать ничего не успевает, потому что до нас доносится резкий стук в дверь.

– Извини, я сейчас вернусь.

Иду открывать Янису, чувствуя, как все дрожит внутри от волнения. Ослабевшей рукой поворачиваю замки, щелчок звучит, как выстрел. Встретившись глазами с Багдасаровым, закусываю губу. Я очень соскучилась по нему и хотела увидеть. Правда не при таких обстоятельствах.

– Не отвлекаю? – спрашивает Ян, впиваясь в меня взглядом.

Желваки ходят по нахмуренному лицу. Багдасаров злится.

Увидел машину Генриха? Ну конечно, как её можно не заметить? Могу представить, что Ян успел себе вообразить на этот счет.

– Не отвлекаешь. Проходи, – отвечаю как можно спокойнее, но все равно паникую.

На Янисе простые синие джинсы и белая футболка. Выглядит уставшим, под глазами залегли черные круги. Я ощущаю укол стыда, хотя, по сути, ни в чем не виновата. Ни перед одним из мужчин. Однако Генрих ехал к нам с Андреем из Питера черт-те сколько, чтобы сделать приятно, а Ян разгребал завалы на работе, чтобы тоже выкроить время и оказаться рядом. Мы с Андреем стали нарасхват. Даже и не знаю, как к этому относиться.

Заметив пакеты с известной маркой детских игрушек в его руках, едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза и не простонать в голос от отчаяния. Ну почему же все так не вовремя?

– Я пока не отпустил водителя. Ты уверена, что мне нужно войти?

На Яниса совсем не похоже такое поведение. Настолько его задело появление Неймана, что не хочет переступать порог дома? Или боится за свои реакции?

– Кому-то из вас в итоге придётся уехать. Но свой выбор Генриху я озвучить ещё не успела, он только с дороги. А ты, если сильно торопишься, то можешь облегчить мне задачу.

Ян делает уверенный шаг в дом, оставляя пакеты на полу и трет лицо, будто пытаясь разгладить морщину между бровями, пока я хрипло вбираю в себя крупицы воздуха.

– Облегчить задачу? Типа со своим конкурентом тебя оставить один на один? Нет, я не тороплюсь, Алёна, – с насмешкой произносит Ян. – Хочу посмотреть на твои предпочтения поближе. Можно?

– Можно. Но надеюсь на твои адекватные реакции. Нейман ничего плохого мне и ребенку не сделал, заслуживает уважительного отношения. Впрочем, так же как и ты.

– Это было сейчас напутствие, чтобы я был с ним помягче?

Внутри отчего-то закипает негодование. В первую очередь на себя. Потому что даже в это мгновение я думаю не о себе и о своих чувствах, а о том, что кому-то придется сделать сегодня больно. Генрих меня потом обязательно простит. А я себя не прощу, если позволю Янису сейчас уехать. Потому что желаю обратного. Чтобы он остался. Хочу повиснуть у него на шее и прижаться к широкой груди. Но вместо этого кусаю губы и смотрю в недовольное лицо. Залепила бы Яну пощечину за то, как презрительно сейчас щурится. Неужели не видит, что я нервничаю?