Чуть позже, к ней в шатер пришла Елена – одна из девушек, помогающих поварам на походной кухне.

– Видишь, – весело кивнула на поднос в своих руках, – тебя у нас забрали, и теперь я бегаю по лагерю и разношу еду. Наконец-то…

Она выставила на стол кувшин с молоком, свежий, еще теплый хлеб, горшочек с распаренными овощами и вареные яйца. При этом болтала без умолку:

– Я и рада. Повар недоволен, конечно, гоняет всех без устали, а мне жуть как надоело, сидеть над корытом и чистить овощи! Посмотри, на что мои руки похожи, – вытянула вперед малиновые ладони, – это я полутра свеклой занималась. Лучше уж по лагерю подносы разносить. С одним поболтаешь, с другим, так время и пролетит.

Она с интересом осматривалась по сторонам:

– Никогда не была в шатре у кхассера. Значит, ты теперь тут обитаешь?

Ким сдержано кивнула, невольно пытаясь поднять ворот на рубашке.

– Да ты не прячь свою побрякушку, – отмахнулась девица, – весь лагерь об этом знает и говорит.

– И что… – смущенно просипела Ким, – что говорят?

– Всякое. У нас давно золотых не было. И чтобы кхассеры из-за девчонки дрались тоже не было… Вообще. Никогда. Теперь все гадают, что в тебе особенного.

– Ничего.

– Вот и я так сказала, – бодро произнесла гостья и осеклась, сообразив, как прозвучали ее слова, – я имела в виду, что ты обычная… нормальная…такая как все.

– Я поняла, – Ким коротко кивнула. – Меня, наверное, все ненавидят?

– Ага, – с готовностью подтвердила девушка, – и завидуют. Такого мужика себе отвоевала!

– Что? Нет! Никого я не отвоевывала!

– Да ладно тебе, отпираться. Хасс у нас такой, что глаз отвести невозможно. По нему треть женщин в лагере с ума сходят, начиная от рабынь и заканчивая бабкой-погодницей. Она, конечно, не видит уже ни рожна, но как голос его услышит, так тут же приосанивается. Его внимание все наши красавицы привлечь пытались, а он тебя выбрал. К себе забрал и золото надел. А как он Брейра потрепал?

– Он просто рассердился, что на его вещь кто-то позарился…

– Из-за простой вещи не будут кхассеры друг другу бока рвать. Хасс вообще лишний раз эмоции не показывает, а тут рассвирепел, словно дикий зверь. Отродясь такого не было… Покоя, наверное, всю ночь не давал? Нежным был? Или нетерпеливым? – многозначительно пошевелила бровями, ожидая пикантных подробностей.

– Не было его ночью. С отрядом в долину ушел.

– Как жаль, – приуныла любопытная гостья, а потом встрепенулась и сокрушенно всплеснула руками, – Ой, заболталась я с тобой, сейчас нагоняй получу от ворчуна нашего! В обед прибегу, еще поболтаем.

Как лисица хвостом махнула и унеслась прочь из шатра.

Ким была рада, что она ушла. Не привыкла воспитанница монастыря Россы к таким откровенным расспросам. Было не по себе. Неудобно, стыдно. От волнения даже проголодалась. Налила себе молока полную кружку, отломила пышный ломоть хлеба и устроившись возле приподнятого полога приступила к завтраку.

Хасс так и не появлялся.

В обед снова прибежала Елена. Принесла суп, тарелку с тушеным мясом, лепешки мягкий сливочный сыр в глиняной пиале. Правда поговорить им не удалось. Бойкая помощница повара уже не была такой бойкой, как утром. Она из сил выбивалась от непрестанной беготни по лагерю и тайно мечтала снова вернуться к своему корыту с овощами. Ужин принесла уже другая девушка.

Ким ела по чуть-чуть, большую часть откладывая для Лиссы. Так она припрятала все мясо, позволив себе отщипнуть лишь небольшой кусочек, ломти хлеба, смазанные сливочным сыром, лепешки. Сама довольствовалась супом и овощами.

Время шло нестерпимо медленно. Солнце будто нехотя перекатывалось по небосводу, а Ким все ждала и ждала, когда же оно упадет за горизонт, чтобы в потемках снова отправиться к Лиссе.

В этот раз вирта приняла ее подношения более милостиво, и даже благодарно хрюкнула, найдя среди хлеба и запечённого картофеля несколько сочных кусков мяса.

– Все. Я ушла. Если он вернется, а меня не будет на месте…

Лисса заворчала, мол «иди, иди, не мешай», и снова уткнулась мордой в еду.

Сегодня в лагере царила непривычная тишина. Без вечерних барабанов и песнопений было странно, и даже как-то страшно, будто музыка была гарантией того, что в этом мире все в порядке. Не зная, что и думать, Ким отправилась не в шатер кхассера, а в центр, туда, где обычно проходили ночные гуляния.

Этой ночью костры не полыхали до самых небес, народ не веселился, на теплом песке не отплясывали босоногие девушки. Голоса слышались, но не такие громкие и беззаботные как обычно. Лагерь будто замер, затих в тревожном ожидании. И Ким внезапно почувствовала себя беззащитной, уязвимой настолько, что захотелось спрятаться от невидимой угрозы.

Развернувшись, она со всех ног припустила обратно, в адовар кхассера, дающий хоть какую-то иллюзию защиты. Иллюзию! Потому что мягкие стены шатра не защитят, если кто-то будет рваться внутрь. А у нее ведь даже оружия нет!

Ее внимание обратилось к стойке, где Хасс хранил свой арсенал. Тяжелые топоры и тугие луки Ким не подходили, а вот небольшой нож в кожаной оплетке – совсем другое дело. Его можно прятать в складках одежды или под подушкой.

Она на цыпочках подкралась ближе и уже потянулась к ножу, но прежде, чем успела коснуться рукоятки, чьи-то ладони легли на ее талию.

– Так, так, так, – над самым ухом раздался тягучий, насмешливый голос, от которого мурашки бежали по спине, – пленница решила обзавестись когтями?

Ким схватила нож и ударила, не глядя и не надеясь попасть. Острие рассекло пустоту. Проклятый Хасс, напугавший ее до дрожи, успел отскочить и теперь смотрел на нее почти ласково, с улыбкой, от которой стыла кровь.

Ким крепче сжала рукоять, выставляя нож перед собой. Лезвие дрожало в ее руках.

– Хочешь убить меня? – лениво поинтересовался захватчик.

О, да. Именно об этом она мечтала с того самого мига, как впервые встретила его в Долине Изгнанников.

Глядя ей прямо в глаза, Хасс медленно подошел ближе. Настолько близко, что она могла до него дотянуться

– Что же ты медлишь? Давай. Целься в сердце или в горло, – он испытывал ее, провоцировал, подводя к грани, – другого шанса не будет.

Ким не могла. Смотрела на него, на едва поблескивающее лезвие ножа и не могла.

– Нет? – усмехнулся он, – зря.

Одним молниеносным движением Хасс перехватил ее руку, заломил за спину, вынуждая вскрикнуть от боли и разжать кулак. Его пальцы сомкнулись на тонкой девичьей шее:

– Чтобы избавиться от меня, тебе потребуется что-то большее, чем простой нож., – горячее дыхание опалило щеку.

Она пахла яростью, летним зноем и его прикосновениями. Коктейль, от которого зверь внутри бесновался от предвкушения, а кровь надсадно бухала в висках. Кто бы знал, каких усилий ему стоило не сорваться посреди дня, и не вернуться в лагерь, ради того, чтобы увидеть ее.