— Ты не можешь оставаться здесь.

— Я не останусь. Утром прилетит подруга и отвезет меня в такие дебри, где крокодил не ловится, не растет кокос.

— Куда? — напряженно спросил он.

— В горы. В чертову глушь или медвежий угол, где водятся только местные пьяницы и приезжие йоги. — Я хотела звучать беззаботно, но не уверена, что получалось. Внутри всё дрожало. — Они что-то там пытаются строить. Новое общество. Без электричества, интернета, сельсовета и, соответственно, полиции. В общем, куча ненормальных, почти как я.

— Ты не понимаешь! — с нажимом сказал Валера и все-таки взял мою ладонь в свою, правда, тут же отпустил, смешавшись. — В России тебе нигде не безопасно. Ты — опасна для очень серьезных людей. Они не успокоятся, пока жив свидетель. И твоя слепота… Ее надо лечить.

— Валера, — сказала я возможно слишком напряженно, с трудом справляясь со вспыхнувшей от этого прикосновения эмоцией. Это была сносящая мозг одержимость Матхуравы Соной, наслоившаяся на мои чувства к человеку из плоти и крови, беспокойно потирающему замерзшие пальцы или просто не знающему, куда деть руки. Я обхватила себя, загораживаясь, ругая себя за то, что ищу в его словах какие-то чувства — там не было ничего, кроме вины. Я проговорила, стараясь звучать ровно: — Мне на самом деле приятна твоя забота, но я не приму от тебя деньги. Теперь абсолютно точно не приму. Профессор сказал, слепота пройдет сама, достаточно успокоиться. Пройдет время, и я успокоюсь. Я уже почти спокойна. И ты мне ничего не должен. Я на самом деле тебя простила. Так что ты, правда, свободен. Мне не нужна твоя вина или чувство неловкости. От них мне самой неловко. Наверное, даже плохо. Насколько я успела понять, у тебя большая, интересная жизнь. Живи ею. Я… — у меня чуть не вырвалось «Я же люблю тебя и так…», но я вовремя осеклась. — Я сама справлюсь. Я — большая девочка. И мне, как ты заметил, невероятно везет.

Ответом был тяжелый вздох. Валера отвернулся, сгорбившись, буркнул под нос что-то вроде «Нельзя так», но переспрашивать мне показалось не тактичным.

— Я должен вернуть тебе телефон, — тускло вымолвил он. — И, пожалуйста, дождись свою подругу у меня. Тебе же, наверное, хочется принять душ, переодеться… Такую мелочь ты сможешь от меня принять?

— Могу. Но лучше отвези меня в аэропорт. Ника прилетает в десять утра в Домодедово. Уже не так долго осталось ждать, а учитывая масштабы Москвы и утренние пробки, мы вполне можем приехать вовремя, если стартанем прямо сейчас.

— Хорошо, — сердито сказал он. — Как скажешь.

Я не удержалась, тронула его за рукав:

— Не сердись. Если ты занят, я доберусь на байке Деда. Он обещал.

И тут же почувствовала горячие ладони Валеры на своих предплечьях, он наклонился ко мне. Стало до боли жаль, что я не вижу его глаз, но, наверное, так было даже к лучшему — думаю, было бы больнее видеть в них безразличие.

Валера сказал медленно, чуть ли не по слогам, придавая голосу фальшивое спокойствие:

— Всё. Нормально. Я сам. Тебя. Довезу.

Близость его тепла, запах, пробуждающий одновременно страх и жестокие воспоминания прошлой ночи, и несовместимое с ним желание, чтобы он обнял меня, проявил что-то доброе, хотя бы по-дружески, еще сильнее закружили мне голову. Сдерживая проклятые, подступающие слезы, я по-деловому кивнула:

— Хорошо. Только я попрощаюсь с Дедом. Удивительно хороший человек.

В ответ послышался еще один горький вздох.

Сергей подошел неожиданно, Валерий вздрогнул, услышав его голос из-за спины:

— Война отменяется?

— Возможно, — хрипло ответил Черкасов. — Но смотреть надо в оба. Уверен, они ее ищут. Как волки, блин. Сейчас едем в Домодедово. Вы с ребятами эскортом сзади и спереди. Я по центру. Но аккуратно, не привлекая внимание. Дай ключи.

Ларин недоуменно взглянул на босса.

— Плохая идея. Я вожу лучше, и ты весь какой-то дерганный.

— Нет! — рявкнул вполголоса, будто боясь быть услышанным, Валерий. — Мы будем в салоне вдвоем! С Варей.

Сергей кашлянул.

— У тебя к ней что-то серьезное?

— Нет! — резко вскинул гневные глаза Черкасов и выставил ладонь, как барьер между собой и телохранителем. — Нет… Не лезь сюда. Просто не лезь. По-хорошему.

— Ладно, — угрюмо ответил Сергей. — Не в моих правилах, но тут скажу. Не про тебя эта девочка, шеф. Ты уже проехался по ней, как танк. Всю ее, белую, грязью заляпал. Надеюсь, у нее сил хватит пятна оттереть и жить дальше. Не тронь ее.

— Я не должен перед тобой отчитываться.

— Не должен. Но твои проблемы были бы в два раза меньше, если б она оставалась просто свидетелем. Зрячим свидетелем. И помни, ты сам выдал мне разрешение набить тебе морду.

Черкасов стиснул зубы.

— У меня хорошая память.

— Только мозги иногда набекрень. Ладно, она идет, — кивнул Сергей. — Распоряжения будут?

— Делай свою работу. Головой отвечаешь.

— И почему никто никогда не вспомнит про мою чудесную пятую точку? — пробурчал Ларин и пошел командовать телохранителями.

* * *

Ночная Москва жила и суетилась, мелькала огнями шоссе и фарами деловито мчащихся машин. Будто днем, разве что без пробок…

Кажется, Варя не догадывалась об эскорте. А Валерий не сказал. Он вообще почти ничего не говорил, только спросил, привезет ли подруга загранпаспорт. Варя удивилась:

— Он у меня, конечно, есть… Но я ей не говорила. Зачем?

— Так, — буркнул Валерий и обратил внимание, что она вся сжалась. — Ты чего?

— Замерзла, — призналась Варя.

Валерий на ходу стянул с себя куртку, на светофоре укрыл Варю.

— Что ты, не стоило, — пробормотала она.

— Выброси в окно. — Черкасов уткнулся в дорогу, в сердцах думая, что ни хрена она его не простила, схватилась за правильное слово и всё. Удивился сам себе, что это его задело. Какая, в принципе, разница? Кто они друг другу? Никто. Жертва и изверг. Но она жива, он не виновен в ее смерти… Слава лосю! Баланс восстановлен. Почти… Она пока всё так же не видит.

Вроде бы паника должна была отступить, но эго продолжало больно царапаться когтями по горлу. Радость упорхнула так мимолетно, что Черкасов ее почти не заметил. Зато украдкой вернулось раздражение — Варя не обвиняла открыто, но брезговала им. Лучше б орала, как тем утром. Всё было бы ясно.

Но перед ее показным прощением и потусторонней силой, и странными словами, и его собственной, не остывшей пока совестью, Валерий оказался беззащитным. А каждое Варино «нет» было испещрено иглами и занозами.

Может, и правда, пусть едет, куда хочет? Черт с ней…