Ступени, ведущие к небесам, что равнодушны к Корвину, — непростая лестница, и подъем по ней — не просто подъем. Я еще ощущал рукопожатиеГанелона и тяжесть ладони Рэндома на плече, когда одолел четверть пути. Если ясмотрел под ноги, напрягая зрение, то ступени становились прозрачными, и тогдая видел внизу океан, будто глядя на него через увеличительное стекло... Япотерял счет времени... Внизу, под волнами, проступили очертания Ребмы... Явспомнил о Мойре. Как она там? Что станется с нашим подводным двойником, еслисам Амбер погибнет? Исказится ли его отражение в зеркале вод? Может быть, блокии перекрытия зданий там качнутся в унисон, может быть, одинаковыми гранямиповернутся кости на столах в казино под волнами, по которым проплывают нашикорабли?.. Но волны-людоеды, отражая Корвина, не дали ему – то есть мне –ответа.

Лестница окончилась, и я ступил в призрачный город — каквошел бы в дальний Амбер, поднявшись по величественным ступеням на обращенном кморю склоне Колвира...

Я перегнулся через перила и посмотрел на свою страну.

Черная дорога шла к югу. Ночью ее не было видно, но это неимело значения. Теперь я знал, куда она ведет, если верить Бранду. Но ложьстоила бы ему жизни, и я полагал, что знаю, куда ведет черная дорога.

От начала до конца.

От негасимого сияния Амбера и ясного света примыкающей кнему Тени, сквозь темные слои Теней, уходящих во все стороны, сквозь пейзажи сосмещенной перспективой и дальше, дальше, сквозь такие места, которые могутпривидеться только тогда, когда вдребезги пьян, или мечешься в горячке, иливидишь ночной кошмар... И еще дальше, дальше той границы, где яостанавливаюсь... Где я останавливаюсь...

Как сказать проще о том, что так непросто?..

Солипсизм – вот откуда, пожалуй, следует начать.Предположение о том, что ничего не существует, кроме тебя самого, или, покрайней мере, существует лишь то, что нам может быть ведомо, то есть нетничего, кроме нашего собственного существования и опыта. Однако с этим можнопоспорить, да мы и спорили не раз и говорили о том, что, может быть, те Тени,что мы посещаем мысленно, мы же сами и создаем, а на самом деле только мы самии существуем, а Тени, через которые проходим, — не что иное, как проекции нашихжеланий... Как бы то ни было, суть этих споров объясняет другое: как и почемучлены нашего семейства относятся к людям и местам за пределами Амбера.Получается, что мы — нечто вроде кукольных мастеров, а все остальное — намиизготовленные марионетки, зачастую опасно одушевленные, но и это — часть игры.Все мы по духу своему — импресарио, и точно так же мы относимся друг к другу. Ихотя причины врожденного солипсизма у всех нас вызывают сомнения, каждыйстарается оградить себя От неизбежных вопросов. Большинство членов нашегосемейства, в чем я не раз убеждался, в действиях своих крайне прагматичны.

И все-таки есть в этой картине элемент, разбивающий в пух ипрах и солипсизм, и прагматику. Есть места, где Тени сходят с ума... Когданарочито одолеваешь слой за слоем в Тени и при этом — нарочито же —отстраняешься от своего представления о том, что происходит вокруг тебя скаждым новым шагом, то в конце концов попадаешь на границу безумия, дальшекоторой ступить не можешь. Почему? Зачем это вообще нужно? Из-за надежды наозарение, наверное; а может быть, это просто новая игра... Но, попадая в такоеместо, а в такие места попадали все мы, понимаешь, что добрался не то дограницы Тени, не то до границы самого себя. И мы всегда считали эти понятиясинонимичными. Но теперь...

Теперь я знаю, что это не так, — теперь, когда я стою здесьи жду, без помощи Двора Хаоса, который рассказывает мне, как обстоят дела насамом деле, — я знаю, что это не так. Но я знал это и прежде – и нынешней ночьюв Тир-на Ног-те, и раньше, когда бился в Черном Круге Лоррейны с монстром скозлиной головой, и еще раньше — в тот день, на маяке Кабры, куда переместилсяиз подземелья, и тогда, когда смотрел на опустошенный Гарнат... Я понимал, чтоесть что-то еще. Потому что знал: черная дорога уходит дальше — дальше того,что кажется пределом. Она тянется через безумие к хаосу и еще дальше. Те, чтоприходили по ней, приходили откуда-то, но они не были сотворены мной.Получалось, что я помогал им, сам того не желая, проделывать этот путь, хотямерзкие твари не согласовывались с моим представлением о реальности. Онисуществовали не то сами по себе, не то кому-то принадлежали, но сумелипроделать дыры в полотне метафизики, сотканном нами за многие века. Они рушилистены наших твердынь, не принадлежа нашему миру, угрожали ему и нам самим.Фиона и Бранд добрались дальше предела всего сущего и отыскали кое-что там,где, по нашим понятиям, ничего не было и быть не могло. И разбуженная имиопасность почти что стоила доказательства: мы не одни, а Тени – не совсем нашиигрушки. Каковы бы ни были наши отношения с Тенью, никогда им не быватьпрежними...

И все это потому, что Черная Дорога уходила к югу и веладальше, за край света, дальше того места, где я остановился...

Безмолвие и серебро... Я отхожу от перил, опираюсь натрость, пересекаю туманную пелену — границу зыбкого города... Призраки... Тенитеней... образы возможного... «Может быть» и «могло бы быть»... Возможностиутраченные, возможности обретенные...

Я иду, иду по мостовой... фигуры... лица... Многие мнезнакомы. Чем они заняты тут? Трудно сказать. Чьи-то губы шевелились, чьи-толица озарялись оживлением. Я не понимаю, не слышу слов... Я прохожу мимо,невидимый...

Но вот одна из фигур... одна, кого-то ждет. Ее нервные пальцыразвязывают узелки мгновений. Я хочу видеть ее лицо. Она сидит на каменнойскамье под суковатым деревом, смотрит в сторону дворца. Какая знакомаяфигура!.. Ближе... Ближе... Я узнаю ее. Это Лоррейн. Она смотрит сквозь меня,не слышит моего голоса, не слышит, как я говорю ей, что отомстил за ее смерть.

Но это в моей власти — сделать так, чтобы меня услышализдесь... И власть эта — мой меч Грейсвандир.

Вынув из ножен, я поднимаю его над головой, и лунный светбежит по завиткам письмен, что испещряют лезвие меча... Я кладу меч на землюмежду нами...

— Корвин! — Лоррейн запрокидывает голову, и ее волосывспыхивают в отсветах луны. — Откуда ты? Так рано...

— Ты ждешь меня?

— Конечно... Ты же просил, чтобы...

— Как ты сюда попала?

— К этой скамье?

— Нет. В этот город.

— В Амбер? Я не понимаю. Ты сам меня привел. Я...

— Ты счастлива здесь?

— Ты знаешь, что это так, пока я с тобой.

Я не забыл, какие у нее ровные белые зубы, какие милыевеснушки на щеках, что прячутся за тонким веером.