Моя лошадь шагал вперед, и с каждым его шагом что-тоисчезало из окружающего мира. Внезапно между нами и окружающими нас объектаминачалась перестройка взаимосвязей, исчезало чувство объемности, нарушалисьперспектива и оценка расстояния. Все стало каким-то плоским, одномерным,лишилось площади. Конь Рэндома встал на дыбы и громко заржал. Зрелище вышлопоистине апокалипсическое: я вспомнил «Гернику»[6]. Увы, язаметил, что странные кубистические изменения коснулись и нас самих: и Рэндом,пытавшийся обуздать обезумевшего коня, и Ганелон, не давший своему Драконувздыбиться, выглядели по меньшей мере странно — все из прямых линий и углов.

Впрочем, Звезда во многих передрягах побывала, да и Драконбыл бравым жеребцом. Мы с Ганелоном покрепче прижались к коням и почувствовали,что земля движется... Что же это такое? Рэндому наконец удалось справиться сосвоей лошадью. А перспектива все искажалась и искажалась...

А потом вдруг резко изменилось освещение. Небо почернело,как ночью, но стало похоже на плоскую, не отражающую света поверхность. Точнотакими же стали и пустые участки между объектами. Свет теперь исходил от самихобъектов. Все плоскости испускали белое свечение разной интенсивности, и, горяярче всего вокруг, ставший вдруг громадным и странным, единорог поднялся надыбы, ударил передними копытами по воздуху... Казалось, он уничтожит нас, еслимы сделаем хоть один шаг.

А потом был только свет.

А потом все замерло.

А потом свет исчез и не осталось совсем ничего — дажечерноты. Какой-то разрыв существования, длившийся не то краткий миг, не тоцелую вечность...

А потом и мрак и свет вернулись. Но только... поменялисьместами. Свет заполнил внутренние объемы предметов.

Первое, что я услыхал, — был звук бегущей воды, и понял, чтомы все еще у родника. Первое, что я почувствовал, — дрожь, бьющая мою чалую. Апотом до меня донесся запах моря.

А потом у меня перед глазами возник Образ... или нет: егоискаженный негатив.

Я наклонился вперед — и края предметов осветились болееярко. Откинулся назад — и свет исчез. Снова склонил голову, сильнее, чем впервый раз...

Свет рассеивался. В картине мира появились оттенки серогоцвета. Осторожно, почти нежно я сжал коленями бока Звезды, понуждая лошадьшагнуть вперед.

Мир вокруг оживал, обретал привычные цвета, очертания,формы...

Я слышал — мои товарищи тронулись в путь позади меня. Далековнизу виднелся Образ, совсем не таинственный, сам становящийся объяснением тойудивительной трансформации, что произошла с миром вокруг нас.

Мы спускались по склону, и вот уже вернулось ощущениеперспективы... Море, отчетливо видимое справа, зримо отделялось от неба — всегомгновение назад это был единый Urmeer[7] вод вверху и вод внизу.Отражение отражения – но незаметное, пока оно длилось.

Мы ехали по каменистому гребню — вероятно, он начинался отдальнего конца рощи, в том месте, куда нас подвел единорог. Приблизительно вста метрах внизу лежала удивительно ровная площадка — громадный монолитныйкаменный овал, по длинной оси что-то около двухсот метров. Гребень, по которомумы ехали, падал влево и снова вздымался, описывая высокую дугу, обнимающуюплощадку внизу. По левую сторону дуги ничего не было — то есть, вернее сказать,она полого спускалась к незнакомому морю.

Все вокруг стало еще более объемным. Солнце превратилось ввеличественный золотой шар — такой, какой мы уже видели раньше. Небо обрелотакую глубокую синеву, какой никогда не бывало над Амбером, и ни единой тучкине плыло по нему. Таким же синим-пресиним было море, и на нем — ни паруса, ниостровка. Не летали птицы. Стояла тишина, которую не нарушали никакие звуки,кроме тех, что производили мы сами. Удивительная, всепоглощающая тишина. Инаконец сознание мое прояснилось окончательно, и на лежащий внизу каменный оваллегли линии Образа.

Поначалу мне показалось, что он как бы нарисовался на камне,но, когда мы спустились пониже, я увидел, что линии лежат внутри —золотисто-розовый узор, похожий на прожилки экзотического мрамора. Несмотря наочевидную искусственность, линии Образа казались совершенно естественными.

Я натянул поводья Звезды, мои спутники тоже придержаликоней. Рэндом стал справа от меня, Ганелон — слева.

И мы долго молча смотрели вниз. Черное пятно с резкимигрубыми краями рассекало овал от центра до края.

— Знаешь, — наконец вырвалось у Рэндома, — такоеощущение, словно кто-то срезал верхушку Колвира — всю гору до самых подземелий.

— Точно, — отозвался я.

— Значит, если так, то там и должен лежать Образ.

— Верно, — согласился я.— А это черное пятно уходит кюгу, откуда идет черная дорога.

Я медленно кивнул, обретая понимание, которое постепеннопереходило в уверенность.

— Но что же это значит? — потрясенно проговорил Рэндом.— Все соответствует истине, но... Ничего не понимаю. Зачем мы попали сюда,зачем нам показывают все это?

— «Соответствует истине» — не те слова, — сказал я. —Это и есть истина.

Ганелон повернул к нам голову.

— В той Тени, на Земле, где ты прожил так долго,Корвин, — сказал он, — я слыхал стихотворение о дороге в лесу, о развилкедорог, точнее. Кончалось оно так: «...развилка двух дорог — я выбрал ту, гдепутников обходишь за версту. Все остальное не играет роли»[8].Когда я услыхал его, это стихотворение, мне припомнилось то, что ты однажды мнесказал: «Все дороги ведут в Амбер». Я думал об этом потом... да и теперьдумаю... Для вас-то играет роль, какую из двух дорог выбрать? Для вас, людейодной крови, которых в конце должно ждать одно и то же?

— Понимаешь? — спросил я. — Понимаешь, Ганелон?

— Думаю, да, — кивнул он и вытянул руку. — Значит, тамвнизу — и есть настоящий Амбер?

— Да, — ответил я. — Да, настоящий.