— Действительно, ничего, — в тоне ректора послышалось облегчение. — Это хорошо. Если с вами и правда все в порядке, отправляйтесь ко мне в башню, я скоро подойду. Только определю курсантку Майлз туда, куда следует. А потом вы мне все расскажете.

— Что же произошло между вами и курсантом Майлз? — ректор открыл двери своего кабинета, пропуская меня внутрь. Жестом пригласил сесть.

— Как оказалось, она испытывает ко мне… неприязнь с первого дня, — ответила я.

— Неприязнь? — в голосе Мадейро проскочила ирония. — Из-за нее она вас едва не убила?

Я вздохнула.

— Она невзлюбила меня, потому что… ревновала ко мне Дейдарка. Оказывается, Элизабет была влюблена в него, — от волнения я не знала, чем занять руки, поэтому принялась теребить тесьму на мантии. — И сегодня я случайно узнала, что это она попросила тогда Гадриеля и его друзей украсть мою одежду… А вчера она каким-то образом смогла пробраться в мою комнату и испортить мой гардероб. Все обошлось! — поторопилась уточнить я, заметив, как при этих словах подобрался ректор, явно собираясь возмутиться. — Платья спасли.

— Почему вы не сообщили о вчерашнем происшествии мне? — все же спросил он.

— Не хотела вас отвлекать из-за таких мелочей…

«А еще пришлось бы выдавать Фреда и признаваться в соучастии».

— То есть для вас это мелочи? Допустим, — ректор выбил пальцами дробь по столешнице. — И как вы узнали, что это сделала курсант Майлз?

— Случайно услышала, как она обсуждала меня с Гадриелем. Лео отказывался ей помочь в осуществлении некой новой идеи для мщения, — я удрученно усмехнулась. — Потом они заметили меня. Элизабет эмоционально обвинила меня в увольнении Дейдарка и убежала. А Лео мне во всем признался. Элизабет на мою лекцию не пришла, поэтому после занятий я решила найти ее, поговорить… Думала, мне удастся объяснить ей, что она ошибается, как-то разрешить этот конфликт миром… Но не удалось. Она не захотела меня слушать. Ну а дальше вы видели все сами…

— Вот уж этот Ридд… Столько проблем из-за одного мужчины, — заметил ректор.

— Звучит, как обвинение в мой адрес, — я натянуто улыбнулась.

— В отличие от Элизабет я не жалею о его увольнении, — он тоже чуть улыбнулся. — И уж тем более не собирался винить вас. Но вы ведь тоже испытывали некогда чувства к Ридду? — он спросил это будто с небрежностью, невзначай.

— Очень давно, и они быстро испарились, стоило мне узнать Дейдарка получше, — ответила я с напускным равнодушием. — Элизабет же не успела этого понять, увы. Наверное, по своей наивности и полном отсутствии опыта в общении с мужчинами, романтического характера. Я слышала, что она сирота, ее воспитал дед генерал как мальчика… И в Академии ее все воспринимают как парня, «своего», не видят в ней девушку… Кроме, правда, одного, — тут я улыбнулась, вспоминая Дерека. — Но она не замечает его симпатий, а он очень искренен в своих чувствах к ней…

— Вижу, вы осведомлены о многом из личной жизни курсантов, — заметил ректор. — Как вам это удалось?

— Многое они мне рассказали сами, — призналась я.

— Так доверяют вам?

— Хотелось, чтобы это было так… Когда есть доверие между преподавателем и студентом, процесс обучения проходит более продуктивно.

— Не могу не согласиться…

— Где сейчас Элизабет? Что с ней будет? — поинтересовалась я.

— Она пока под арестом, — отозвался ректор. — После подобного поступка — покушение на жизнь студента или преподавателя — мне следует сообщить в столичный штаб, курирующий нашу Академию. Они направят к нам комиссию, проведут свое расследование, затем вынесут вердикт. Самый мягкий приговор — исключение из Академии с лишением права на восстановления и поступления в любое другое учебное заведение военного профиля. Худший вариант: дело передадут в суд, ну а дальше уже разбирательства иного уровня…

— Что же она наделала, глупая? — вздохнула я, отнюдь не желая никому такой участи. Но в следующую секунду меня пронзила иная мысль, касаемая лишь меня: комиссия из столицы!

— Почему вы так побледнели? — сразу «считал» меня ректор. — Переживаете за участь Элизабет? Не стоит, она совершила не мелкую провинность, а серьезное преступление, едва не ранила вас или, чего хуже, лишила жизни…

— Нет… Точнее, я сейчас не об этом, — выдавила я из себя, пытаясь справиться с подступающей паникой. — Вы сказали, что комиссия из столицы… И мне придется с ними встретится, общаться…

— Вы боитесь, что кто-то может вас узнать и передать ваше местонахождение отцу? — догадался Мадейро.

— Да, — я кивнула. — Мы хоть и не жили в столице, но многие знают моего отца, знали мать, а значит быстро поймут, кто я. Даже если они и не в курсе моего побега, то все равно случайно могут обмолвиться где-то в разговоре… Как и Дейдарк, кстати. О нем я тоже думала… Если он отправится в столицу…

— Тэра Гранд, — ректор поднял руку, останавливая меня, — успокойтесь. Ридд, как и другие, кто увольняется из Академии, подписывают документ о неразглашении всего, что здесь им было увидено и услышано. Бумага скрепляется магической печатью, потому даже при желании, он ничего не сможет сказать.

— Какое облегчение, — я сама не заметила, как прошептала это вслух, на что Мадейро чуть усмехнулся.

— А относительно комиссии… — продолжил он. — Я подумаю, что можно сделать… Пока же воздержусь от писем в штаб, но Элизабет все равно останется под замком.

— Спасибо, — произнесла я.

— Это лишнее, — сдержанно отозвался ректор.

— Господин ректор, а можно вас кое о чем спросить? — выпалила я после.

— Спрашивайте, — он словно растерялся.

— А что вы все-таки сделали с Элизабет, там в зале? — я сама не верила, что осмелилась поинтересоваться об этом. — Вы посмотрели на нее, без очков. Просто… Я думала… Да и все говорят, что ваш взгляд…

— Убивает? — спокойно закончил ректор. Я робко кивнула, а он продолжил: — Для этого мне нужен зрительный контакт не менее пяти секунд. Короткий же взгляд просто лишает воли, на непродолжительное время или же насовсем. Тут уж зависит от психики человека. Курсанты к третьему курсу уже достаточно натренированы на ментальное воздействие, поэтому смогут справиться с ним — кто-то быстрее, кто-то медленнее… Курсант Майлз успешно проходила подобные тренировки, поэтому через час-другой ее сознание к ней вернется. Крайний срок — к ночи.

— Ясно, — выдохнула я.

— Еще вопросы?

— Да. Почему вы стали носить перчатки? Раньше вы ходили без них… — гхаркх, кто меня за язык тянет? Это точно я говорю? Сумасшедшая… — Извините за бестактность, — быстро исправилась я, опустила глаза.

Но ректор не ответил ни на мой вопрос, ни на мое извинение, вместо этого я услышала: