--Он должен прийти сам? И когда?

--Скоро.

--И что мне делать? Как реагировать на эту неслыханнуюдерзость?

--Тебе решать: либо ты примешь предложение инаденешь кольцо, либо отошлешь обратно.

--То есть это вполне обыкновенно, чтобдействующей Первой наместнице кто-то делает предложение?

--Наместница женщина, а наместник - мужчина.Что тут удивительного?

--Что ты говоришь? О ком ты?!!

--Сама знаешь, госпожа...

Я не смогла возразить ей. В моем сердцеподнимался шторм, как когда-то давно, будто в прошлой жизни, когда я получилаприглашение на свидание. Только теперь это было нечто совсем иное, что пугало ирадовало одновременно, приводило в восторг и ввергало в ужас, подобный тому,что таился в бездонных черных глазах Гавра. Теперь все было серьезно, кактолько что-то может быть серьезным в мире, не терпящем никакой лжи и неискренности,и страшно, безумно страшно, как только может быть страшно девушке, котораявпервые будет принадлежать мужчине.

--Ну, если это чья-то глупая шутка, то я сотрушутника в порошок! Это я вам обещаю!--намеренно и, может быть, излишне грозно сказалая.

--Что ты, госпожа, никому из дремучих и вголову не придет так шутить!--заверила меня Матушка.

--Возможно, это Лелио, противныймальчишка,--обрадовалась я возможности предложить иную версию.--Я слышала онлюбит устраивать розыгрыши.

--Сын Ладо, озорник, конечно, но он горазд лишьна мелкую пакость, в виде очарованного сердца. Супружеством же ведает его теткаДидилия. Эх и задала бы она ему трепку, узнав, что он шалит таким образом, даеще с Первой наместницей. Нет. Лелио не мог такого придумать.

И тут я перестала играть роль сильной ивластной наместницы. Моя выдержка иссякла. Опустившись в кресло и подперевруками тяжелый от мечущихся мыслей лоб, я попросила Матушку:

--Посоветуй мне что-нибудь. Как мне поступить?

Заварзуза поняла, что я больше не стануупрямиться и отрицать очевидное, и сказала:

--Послушай свое сердце, госпожа. Ты ведьпоняла, что это кольцо Гавра?

Я поняла это сразу, только не осмеливаласьповерить. Мне были непонятны мотивы такого его поступка, ведь мысль о том, чтоон мог влюбиться в меня, казалась мне, хоть и желанной, но невозможной. Статьего женщиной? Но как решиться на такое? И куда деть свою гордость? Ну, неужелион мог просто напросто влюбиться в меня? Разве я достойна этого? Я вдруг забылаобо всем: о встрече с Лютым Князем, о жертвоприношении и своем отпущенномсроке. Все вылетело из головы. Все, кроме белоснежного голубя с кольцом налапке, кроме глупых надежд на жизнь и любовь...

Я ушла в свой мир, чтоб на немного отвлечься отвсей этой потусторонней чертовщины и взглянуть на ситуацию с точки зрениячеловека, а не наместницы. Там уже приближалась ночь, тогда как в Дремучем Лесубыл в разгаре день. Время было почему-то смещено. Хотя понятие времени несуществовало по Ту Сторону, так говорила Матушка Заварзуза. Потому там никто ине считал лет, не умирал от старости, не думал о возрасте. Гавру было уженесколько тысяч лет. Сколько он повидал за это время? Как хорошо изучил родлюдской? А мне еще нет и семнадцати. Лет. Не веков. Кто я? Что я? Зачем я? Ипочему вдруг это кольцо? Я не смела поверить в то, что титан, бившийся сангелами, бросивший вызов высшей силе, знавший миллионы женщин разных эпох,вдруг захотел меня. Нет. Этого не может быть и не могло и не будет! Значит этонекая политика? Дипломатия? Сделка? Что угодно, но только не чувства. Слишкомхолодное и расчетливое сердце у него.

Я не могла заснуть всю ночь. Разнообразныедогадки, сменяя одна другую, то мучили, то радовали меня. Так и не уснув, яуслышала как баба Саша проснулась около пяти, чтоб отправить пастись корову ипоставить опарное тесто. Я вышла из терраски и направилась к ней. Мне до смертинадоело прятать в себе свои сокровенные мысли. Невмоготу стало переживать водиночестве.

--Что это с тобой?--спросила бабуля после того,как высказала свое крайнее удивление моим ранним подъемом.--Опять что ли былаятоска вернулась?

--Нет, ба, на этот раз все еще хуже,--невеселоотозвалась я.

--Что такое?--Бабушка замерла над квашней и впредчувствии худшего с беспокойством воззрилась на меня.

--Ничего особенного: я влюбилась.

Баба Саша с облегченьем вздохнула иусмехнулась, качнув седой головой в косынке. Над кастрюлей снова взметнуласьмучная пыль.

--И только-то? Я уж думала, что случилось.

--А разве не случилось? Это же ужасно, ба! Мнетак плохо...

Бабуля улыбалась, думая, наверное, о том, как яеще молода, наивна, и сколько у меня еще впереди таких влюбленностей. Она едвали воспринимала мои чувства всерьез.

--А кто он?--поинтересовалась она лукаво, послетого как закончила сосредоточенно замешивать тесто.

--Ты его не знаешь.

--Не здешний что ли?

--Совсем нездешний.

--А чего страдаешь-то?

--Мы не можем быть вместе,-- вздохнула я.

--Женат?-- вдруг с серьезным подозрениемспросила бабуля. Ее веселость как рукой сняло.

--Да нет... Он, понимаешь... на много менястарше.

--На много ли?--На лице бабушки отразилсяподлинный испуг. Она поняла, наконец, что дело принимает серьезный оборот. Однодело юнец желторотый, а другое - взрослый мужчина.

--На много. Даже сказать страшно.

Бабуля сжала губы и ничего не ответила. Зайдяза печку, она долго копошилась там, гремела чем-то и шуршала. Может быть оназадумалась о том, как помочь мне? Я ждала, что она посоветует мне что-нибудьдельное. И что же я услышала в ответ? Нечто совсем неожиданное и в то же времяполезное. Она вышла из-за печки, села рядом со мной за стол и тихо, словнобоясь, что нас кто-то может услышать, сказала:

--Вот что, Ириша. Раз он старик, то тебедействительно не пара. Ты у нас красавица такая, умница. Чего тебе сохнуть покакому-то старцу? Давай-ка сходим опять к Фионе-то Игнатьевне, пусть она тебяот него отворожит.

Я разочарованно вздохнула и со знанием делазаверила бабулю:

--Она не сможет этого сделать.

--Сможет, сможет! Она и не на такое горазда. Яслышала, что ведьмы будто бы приносят жертву Диду, чтоб он влюбленных друг отдруга отваживал.

--Кому?

--Дид, не слышала о нем что ли?

Слышать-то я о нем, конечно, слышала, но ниразу не встречала. Он жил отдельно от всех в Дремучем Лесу, почти никогда невылезал из своей норы, был угрюм и капризен. А знаменит Дид был тем, чточастенько расстраивал планы Ладо и Лелио. О нем говорили, что однажды он неполенился и, собрав в Дремучем Лесу всех до единого комаров, клещей и мух,выпустил их в Тварном мире. А сделал он это единственно для того, чтоб онимешали влюбленным проводить вместе лунные ночи. Повлияло ли это на числолюбителей ночных свиданий, сказать было сложно, но с тех пор по Ту Сторонуникакой мошкары нет и в помине, зато в мире людей ее предостаточно.