Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот ведь! И шагу не шагнуть, чтобы не уткнуться в липкую денежную сетку. И всё же Иру не покидало ощущение, что средство борьбы с Шукаром у всех под носом, но вот где, всё никак не могла поймать. Она так и этак думала о всемогущем короле, о его способности приказать делать что угодно. Но чтобы приказать что-то делать, надо знать, что именно. И вот тут она терялась. Какой козырь мог быть в рукаве у простого пекаря или его покровителя против всемогущего сборщика налогов? О чём знает он, но они не догадываются? Отец Лоппи боялся тюрьмы, будучи кормильцем семьи. Получалось фактически крепостное право, разве что без возможности перепродавать людей. Зацепив деньгами, Шукар обретал могущество лица, принимающего решения, и мог делать что угодно, даже указывать, чью дочь за кого выдать. Стоп! Вот оно! Где-то рядом! По закону сборщик не имеет права выдавать замуж чужих дочерей, как ему вздумается. Кто он, вообще, такой, чтобы так поступать? Значит, не имей он финансовой власти над пекарем, то последний может запросто забрать своё согласие назад. Как бы ни выглядела ахиллесова пята сборщика, она связана с деньгами. Но ведь есть расписки… Пекарь должен очень много, он сам…
Сам!
— Понять! — вдруг сказала Ира, подскочив на месте.
— Ирина, о чём вы? — спросил Атарин.
— Уважае…е…емый пекарь, ты уметь считать?
Мужчина опешил от неожиданного вопроса. Потом гордо выпрямился и ответил:
— Конечно! Как бы я мог готовить нужное количество хлеба и прочего, если бы не умел?
— Хорошо уметь? Сколько? Много? Мало?
— Даже если я отвечу, разве вы, Ирина, поймёте?
— Понимать! Я много-много считать, — она нетерпеливо махнула рукой. — Как много ты считать? Это есть важно! Это про Лоппи!
Пекарь стоял глубоко удивлённый, но после кивка Дэкина выставил вперёд руки и начал сгибать и разгибать кулаки. Ира считала про себя, пока он не остановился на цифре десять. Сто. Десять раз по десять. Ну конечно, как много надо пекарю цифр, чтобы испечь суточную норму хлеба, посчитать ингредиенты и стоимость каждого изделия! Да и зачем считать, если опытному повару достаточно смотреть на глазок. Сколько муки? Пол-ящика. Сколько молока? Полкувшина. Вон того, с красными ручками. Сколько денег за булку? Три медяка. Пять. Семь. Но не тысяча! Даже не сто. В одной большой монете сколько маленьких? Уж явно не больше сотни. А сколько денег выручено в итоге? Да какая разница, если всё необходимое для нужд крестьянской семьи можно купить за сумму куда меньше ста! Да и помнился ей старый фильм про Али-Бабу, где его супруга считала деньги не штуками, а мерками. Кружками-чашками. Да хоть тарелками! Горстями. Но не штуками! Это продвинутым непонятно, как можно жить, не умея считать и не зная грамоты, но как-то же жили! «Что в промен берёшь добра? Два-пять шапок серебра!»[32].
Правда, у этой медали была обратная сторона.
Пекарь стоял гордый своими познаниями, пока Ира не задала больной вопрос.
— Ты есть долг Шукар. Много больше эта, — она быстро разжала кулаки столько же раз. — Меньше?
Мужчина сразу поник.
— Сильно больше, госпожа чужеземка…
— Считать ты долг кто? Кто говорить ты больше ты есть должны?
— Ну… счетовод Шукара, он сам…
— И ты писать, что есть правильно считать, которая ты есть должны? Они говорить, и ты ставить своя рука писать на бумага?
— Ну да…
Ира перевела взгляд на Дэкина и Атарина. Им не потребовалось разжёвывать, на их лицах была написана досада. Причина действительно лежала на поверхности. Вот она — привычка мерить всех по себе, которая так свойственна людям. В действии. Один из них был, переводя на наш язык, бизнесменом, и его обдурить, это ещё постараться надо, а второй занимал немаленькую должность и, уличи кого в попытке себя обмануть, мог решить проблему по-средневековому сурово. Обманщику бы точно по вкусу не пришлось испытать это на своей шкуре. В итоге из вида обоих выпало, что уровень образования отца Лории на порядок ниже их собственного и обмануть его для человека типа Шукара, умеющего давить авторитетом и властью, — плёвое дело.
— Это будет очень трудно доказать, — сказал Дэкин.
— Обвинение очень тяжкое, просто так его озвучить — можно самому загреметь в тюрьму. К тому же мы заинтересованная сторона, — сказал начальник стражи.
— Не надо сказать. Мы надо фискальная полиция!
— Что-что, простите?
— Эм… я дома иметь много люди большие деньги. Деньги много важно мой дом быть. Люди большие деньги нарушать правила, и есть… эм… стража! Быть стража для простой плохой люди. Для люди брать не свой вещи и люди брать чужой жизнь. И стража для люди с большой деньги есть. Называться фискальная полиция. Фискальная полиция уметь хорошо считать деньги и хорошо знать бумага. Люди король есть люди знать хорошо бумага и считать деньги? Надо Шукар смотреть бумага люди король. Люди король найти Шукар делать неправильно! Папа Лоппи мог не много долг! Шукар мочь говорить не есть правда! Есть неправильно долг, Шукар не мочь сказать: «Дай Лория мой Дом»!
— Но как уговорить короля проверить дела Шукара, если его нельзя обвинить напрямую? Любого доносчика тоже ждёт немилость, особенно если ничего не найдут. Его величество очень не любит, когда его людей гоняют попусту. Можно растерять всю репутацию, если попытаться выдвинуть обвинение без доказательств. Это в лучшем случае. А Шукар наверняка успел хорошо спрятать хвосты своих делишек.
— Я пойду на это, — сказал Дэкин, — это моя вина, что секрет дочери Хараны стал известен этой сволочи.
— Ты не можешь! Что будет с твоим Домом, если с тобой что случится? Кто позаботится о нём, ведь у тебя… нет наследника! Прости, я знаю, это больно слышать, но пойми: стоит чему-нибудь произойти, и хищники, подобные Шукару, разнесут твой Дом по камешку, поделят всё! А твоя жена, а другие женщины Дома?
— А что ты предлагаешь?
— Давай я. В конце концов, эта моя работа следить за законностью!
— И подставишь под угрозу свою должность? Вспомни, сколько всего ты сделал на своём посту! Кто заменит тебя, если придётся уйти в отставку? Нет, конечно, кого-то поставят, но я не думаю, что наши горожане будут этому рады. А об Азарике ты подумал? Что будет с его службой, если твоя репутация полетит к теням?