В порту спрашиваю господина Эмиля, не пора ли поднять Веспу на борт. Он отвечает, что надо обратиться в портовую дирекцию и попросить использовать подъемный кран, заплатив 15$. Сразу же отправляюсь выполнять требуемое, потом возвращаюсь на Викторию. Однако, увы, и настаивать бесполезно: Веспу смогут погрузить лишь на следующий день. Чтобы скоротать время, принимаюсь наводить порядок в палатке и устраиваю себе спальное место на ночь, мою первую ночь на Виктории! к десяти часам вечера усталость заставляет меня пойти спать. Но сначала я укрываю Веспу большим полотнищем – скорее с целью спрятать ее от нескромных глаз, чем защитить от влажности.

Возле моей палатки какой-то молодой человек поставил шезлонг и лоток, разложив на нем товар для продажи во время плавания. Чтобы привлечь покупателей, из стереорадио несется оглушающая музыка. Стараюсь не обращать внимания, но уснуть в таком шуме просто невозможно. Иду пожаловаться к Эмилю, но быстро соображаю, что он не захочет вмешиваться, и я должен уладить ситуацию самостоятельно. Тогда направляюсь к нарушителю тишины и прошу его снизить уровень громкости, потому что мне надо поспать. Музыка заглушает мои слова, и для достижения желаемого результата приходится кричать парню прямо в ухо. В три ночи просыпаюсь с ощущением, что я не спал спокойно ни минуты. И очень быстро понимаю причину: молодчик, пока я спал, снова запустил музыку на максимальную громкость, и она всю ночь терзала мои уши, разрушив нормальный сон.

Выхожу из палатки в состоянии бешенства, приближаюсь к лотку с намерением разделаться с нежеланным соседом и вижу невероятную картину: нарушитель тишины, завернувшись в одеяло, мирно спит, невзирая на адской громкости музыку, выплевываемую динамиками. Разъяренный, я резко бужу его, хватаю за одежду, потом выключаю радио, а мой взгляд угрожающе и быстро перемещается с радио на молодого человека, а с него на воду в реке. Наконец-то смогу спокойно поспать до восьми утра, но я еще не ведаю, что в течение 25 дней целыми сутками буду вынужден терпеть подобную музыкальную пытку, а пыточным инструментом станет усилитель в виде трубы, установленный на буксире в четырех метрах от моей палатки!

Я проснулся несколько минут назад и пытаюсь прийти в себя, восстановить умственные способности, подвергшиеся суровой пытке этой проклятой ночью. Через тонкое полотно палатки доносятся взволнованные голоса, звучащие на смеси lingala[5] и французского, возбужденные и не вполне различимые. Догадываюсь о присутствии множества людей вокруг меня. Одеваюсь, выхожу из палатки и оказываюсь посреди неописуемого хаоса: сотни и сотни людей, женщины, мужчины, дети осаждают Викторию. В полном беспорядке и суматохе все стараются занять лучшие места на баржах, где им придется жить почти месяц.

Господин Эмиль советует мне присматривать за вещами: неразбериха прекрасно помогает ворам в их ремесле. Однако совет запоздал: уже исчез джутовый мешок, в который я положил наколенники, налокотники, эластичный пояс для спины и новенький мачете. Так мне и надо! Следовало быть внимательней и не оставлять опрометчиво мешок снаружи палатки. В очередной раз прошу господина Эмиля погрузить Веспу, но безуспешно: сейчас он очень занят попытками упорядочить поток пассажиров, идущих на абордаж. Я не упорствую в своей просьбе еще и потому, что Веспа мне нужна для того, чтобы сделать несколько дел. Выезжаю из порта без шлема, высокая ночная влажность сделала всё его внутреннее покрытие мокрым.

Останавливаюсь ненадолго для основательного завтрака – превосходный омлет и чашка чая – и направляюсь к дому Аделара. Там меня ждет вся семья – попрощаться и пожелать хорошего путешествия. Аделар и его жена искренне огорчены моим отъездом и с трудом находят нужные слова, чтобы выразить грусть от расставания.

Я купил карамелек и печенья (Bovoloni, я так любил их в детстве и так редко мог купить) для многочисленных детей, живущих в доме друга, по отношению к ним я испытываю чувство вины, которую сейчас постараюсь загладить.

Каждое утро перед визитом в порт я готовил завтрак во дворе. Чтобы создать иллюзию, что нахожусь дома, я тщательно накрывал на стол со скатерткой, салфеткой, ножом, ложкой и чашкой. Завтрак всегда состоял из порошкового молока, кофе, печенья или бутербродов с джемом. Этот ритуал хоть на несколько минут возвращал мне комфорт спокойной повседневности, оставленный мной с отъездом из дома. Но удовольствие от завтрака несколько омрачалось тем, что вокруг меня постояннно утром собирались дети, находящиеся во дворе. Они стояли полукругом в метре от стола и все время, пока я завтракал, молчаливо наблюдали за каждым моим движением. Что я мог сделать, чтобы выйти из состояния замешательства, создаваемого этой ситуацией? Мог бы я накормить завтраком всех детей? Конечно, я всем сердцем хотел бы сделать именно так, но не мог себе позволить. Сейчас, с карамелью и печеньем, я хоть отчасти пытаюсь искупить вину.

Уезжаю с повлажневшими глазами, знаю, что никогда больше не увижу дорогого Аделара и его семью. Решаю еще раз завернуть на рынок и купить печенья и очищенной воды.

Я уже почти у рынка, как вдруг мне приказывает остановиться какой-то полицейский. Пока он уведомляет меня о том, что я без шлема, к Веспе подходят другие полицейские, среди них и женщина. Мне грозит штраф за нарушение правил. Пытаюсь оправдаться, показываю, что шлем изнутри мокрый, но бесполезно. Мне предлагают проследовать в офис, а вокруг нас уже собралась толпа любопытных, которым полицейские обстоятельно объясняют, почему я задержан. У меня нет времени, толпа напирает так, что нечем дышать, а гвалт мешает понять, что говорят полицейские. Я яростно проталкиваюсь и встаю в сторонке в сопровождении женщины в полицейской форме. Достаю телефон, набираю номер и изображаю разговор, начинающийся, как и в других подобных случаях, с Bonjour, mon Colonnel! Чуть отдаляюсь, смеюсь и шучу с несуществующим собеседником, потом, приблизившись к полицейской даме, заканчиваю беседу словами: Ok, mon Colonnel, dans dix minutes, je serai chez vous![6] Дама тут же пускается бежать к своим товарищам, и они, обменявшись парой быстрых фраз, возвращают мне документы. Надеваю все еще мокрый шлем и продолжаю путь.

15 июля предстоит выполнить последнюю формальность: зарегистрировать отъезд в дирекции порта. Служащий проверяет мой паспорт и замечает, что срок действия визы истек. В предыдущие дни я уже немного подружился с этим офицером, скрепив дружбу несколькими бокалами пива, и поэтому сейчас он чувствует себя обязанным помочь мне. Говорит, что он лично мог бы закрыть глаза, но если я отправлюсь с истекшей визой, то на любой стоянке у меня будут неприятности