— Вы, наверное, были измучены? — спросил я доктора Шоуолтера.

— Ни капельки, — ответил он. — Я был так взволнован, что даже не представлял, сколько времени это на самом деле заняло.

Когда операция закончилась, доктор остался спать в больнице, чтобы проверять руку каждые несколько часов. Когда наконец наступило утро, он заметил, что кисть не атрофировалась и что операция прошла успешно. Молодой человек продолжал жить нормальной жизнью во всех отношениях. Единственное, на что он жаловался, так это на боль в руке: когда он играл в футбол и ловил пас, она иногда покалывала.

Отказ Университета Айовы — история всей жизни доктора Шоуолтера.

— Я благодарен за те возможности, которые последовали за разочарованием, — сказал он мне. — На самом деле, все предопределено заранее, особенно те вещи, которые, как нам кажется, мы знаем лучше всего.

Жизнь доктора Шоуолтера наполнена отдачей. Я знаю его уже тридцать лет и до нашей беседы для книги даже не догадывался, насколько благородны его дела. Каждую неделю в течение более чем двадцати лет он ездил в местную подростковую тюрьму на вечер молитвы молодых заключенных. Джон и его жена являются участниками CASA, правозащитной организации для детей, находящихся в группе риска. Кроме того, он готовит еду для бездомных в рамках программы PADS.

Когда интервью закончилось, мне вспомнилось классическое произведение, в котором главную роль сыграл Джимми Стюарт и которое олицетворяет достижения доктора Шоуолтера, — «Эта замечательная жизнь» (1946).

Наоми Сигалове, доктор медицины

Доктор Сигалове — главный хирург частной клиники в Уитоне, Иллинойс. Она окончила Медицинский колледж Раш и проходила ординатуру по общей хирургии в Пресвитерианском медицинском центре Раш Святого Луки в Чикаго, Иллинойс. В 1990-е годы, когда она была студенткой, считалось, что женщины редко поступали на общую хирургическую специальность. Из двадцати восьми студентов она была единственной женщиной. Лечащие врачи прозвали ее «Той самой девочкой». На самом деле, когда она впервые объявила о намерении пойти в хирургию на третьем курсе медицинской школы, все пытались убедить ее поступить на любую другую специальность. Даже преподаватели говорили ей, что это будет слишком тяжело для женщины. Ее друзья тоже не разделяли этих устремлений.

— Я рада, что не послушала их, — сказала она мне. — Хирургия была единственной вещью, которую я действительно любила, но они были правы насчет ординатуры. Это было трудно, и весь хирургический менталитет заключался в одной фразе: «Ты не плачешь». И это закалило меня, я стала жесткой, как тефлон. Однако бывали и времена, когда мне не удавалось быть стойкой и я была на грани срыва, готовая все бросить.

Наоми рассказала, как ухаживала за шестнадцатилетним мальчиком, которого доставили из чикагского гетто с простреленной бедренной артерией. Она заботилась о нем в течение трех месяцев, прошла с ним период реабилитации, начала понимать сложности, с которыми ему пришлось столкнуться. И она очень любила его. И затем, в день выписки из больницы, член конкурирующей банды прострелил ему голову, и он умер. Услышав эту новость, Наоми не выдержала и зарыдала.

Детство доктора Сигалове было не менее сложным. Она выросла на территории нынешней Трансильвании в Румынии и взрослела во время «холодной войны». Тогда ее родители отказались вступить в Коммунистическую партию.

— Многие люди в нашем районе просто исчезли и больше никогда не появлялись, и было много «самоубийств», когда люди таинственным образом падали с крыш.

Всякий раз, когда отец опаздывал с работы, она боялась, что больше никогда его не увидит. Ее родители мечтали приехать в страну Статуи Свободы, но им не разрешили покинуть Румынию. Однажды им удалось получить визу в Венгрию, но пришлось оставить Наоми и ее младшую сестру в качестве страховки. Из Венгрии им удалось бежать в Австрию, а оттуда в Соединенные Штаты. Доктор Сигалове узнала о побеге, когда бабушка втайне приехала к ней домой на грузовике, упаковала все, что у них было, и перевезла детей в город, где их никто не знал. Это было очень опасное время, и обе сестры были ужасно напуганы. Тайная полиция вскоре нашла их новое место, и одетые в черное агенты теперь сопровождали Наоми в школу и обратно, «прямо как в кино».

После мрачного года неопределенности Соединенные Штаты подписали документ о предоставлении Румынии кредита. Одно из условий требовало, чтобы все дети, оставшиеся в стране, были освобождены. Теперь и Наоми наконец увидела Статую Свободы. Однако на этом проблемы не закончились. В средней школе она была иностранкой, которая не говорила по-английски. У нее было всего два наряда и даже не было лифчика, поэтому ее дразнили и называли коммунисткой. С непоколебимой решимостью она снова преодолела невзгоды и к старшей школе была лучшей в классе.

В конце концов доктор Сигалове вернулась в Трансильванию, но потребовалось тридцать лет, чтобы преодолеть страх, что она снова окажется в ловушке. Я спросил, что бы она хотела, чтобы другие знали о ней, и она ответила: «Я ценю независимость и свободу, и мне нравится заботиться о людях. Одна из лучших возможностей, которые есть у врачей, заключается в том, что всегда есть шанс поступать правильно».

И доктор Наоми именно так и поступает.

Все, что написано в этой книге, — правда. Потребовалось три года и более двухсот интервью с врачами, чтобы собрать серию историй, которые я смог сюда включить только по определенным причинам: они должны были либо довести меня до слез, либо вызвать мурашки по коже. И я бы хотел рассказать вам, как были написаны все эти рассказы, чтобы у вас не возникло никаких сомнений в их подлинности.

Некоторые врачи сами приходили ко мне, но многие истории я нашел сам, расспрашивая знакомых. Большинство медиков были из моей клиники, центральной больницы Ду-Пейджа в Уинфилде, Иллинойс, которая теперь носит название Северо-Западной больницы после слияния с Северо-Западным университетом в Чикаго. Я работал с большинством из этих докторов, а с некоторыми — больше тридцати лет.

Когда обращался к докторам с просьбой, я задавал им вопрос, есть ли у них истории, которые нельзя объяснить с научной точки зрения. Быстро поняв, что большинство из них не понимали вопроса, поэтому я делился с ними рассказами, которые к тому моменту уже собрал. И когда история вызывала у нас обоих очень сильные эмоции, становилось понятно: они знают, о чем я спрашиваю. Некоторые говорили, что с ними никогда не случалось ничего необычного и чудесного, но обещали подумать об этом. Я так и не получил ответа ни от одного из этих врачей. Интересно, что доктора, у которых были такие истории, сразу же вспоминали их. Некоторые поначалу не решались их рассказать, но, когда я делился своими, все же открывались мне.

Самые трогательные впечатления часто можно было услышать в комнате отдыха врачей больницы, где есть бесплатная еда и кофе. (Интересно, а полный желудок тут сыграл роль?) Если я узнавал какую-нибудь потенциально интересную историю, то обычно старался получить самую базовую информацию, а затем спрашивал номер телефона и либо позже в тот же вечер, либо вечером на той же неделе звонил непосредственно врачу. Я вооружался несколькими листами бумаги и четырьмя заточенными карандашами. Врачи — очень занятые люди. Не было ничего удивительного, если я не мог дозвониться несколько дней. Иногда на это уходили недели. И чаще всего мне удавалось связаться с медиками именно в вечернее время. И когда я заранее об этом договорился.