Я пролистала еще две-три страницы без особого интереса, и через несколько минут аккуратно отложила журнал в сторону, так как его дала мне почитать Люси. Наши отношения с ней значительно улучшились с тех пор, как она у меня переночевала. Как бы мне того ни хотелось, мы не стали снова лучшими подругами, но обстановка в закусочной стала менее напряженной. Элиот, услышав о разрыве Люси со Стивеном, стал более рассеянным, и это подтверждало мои подозрения, что он тайно влюблен в нее. Правда, он не предпринимал никаких попыток ее завоевать, а только выливал на себя все больше одеколона перед работой и я беспокоилась, что если так пойдет и дальше, то покупатели начнут жаловаться.

– Так что там с Кроссби? – Уоррен заставил меня вздрогнуть.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я, удивляясь, отчего настолько простой вопрос заставляет меня так нервничать. Я не видела Генри с тех пор, как опозорилась перед киносеансом под открытым небом, но продолжала думать о нем гораздо больше, чем мне того бы хотелось.

– Палатку возле дома, – ответил Уоррен, глядя на деревья, в просвете которых виднелось пятно ярко-оранжевого цвета. – Похоже, они дают приют бродягам у себя во дворе.

Я покачала головой и легла на спину.

– Это вряд ли.

– Я понимаю, ты так думаешь, но статистика… – Я позволила Уоррену порассуждать о юридическом аспекте незаконного вселения в пустой дом группы бездомных лиц, после чего он зачем-то сообщил мне, что бродяга-хобо – это человек, «направляющийся домой». Я уже почти перестала его слушать, когда прямо над собой услышала знакомый голос.

– Привет! – Я открыла глаза и увидела Генри в выцветшей футболке с надписью «Время взаймы» и шортах, какие носят серфингисты. На руке у него висело полотенце.

– Привет! – пробормотала я, садясь и приглаживая волосы, торчавшие во все стороны.

Уоррен встал и кивнул головой:

– Генри.

Тот кивнул в ответ.

– Привет, Уоррен. Давно не виделись.

– Да уж. Рад снова тебя видеть. – Уоррен прошел по причалу и протянул Генри руку, и тот пожал ее в ответ. – Говорят, мы теперь соседи. Как жизнь?

– Да неплохо. – И Генри посмотрел на меня. Наши взгляды встретились, и мое сердце забилось быстрее. – А у вас?

– Прекрасно, – ответил Уоррен. – Правда хорошо. Осенью отправляюсь в университет Пенсильвании, летом кое-что читаю. – Генри вежливо кивал, по-видимому, не подозревая, что Уоррен только начал свой рассказ. – Сейчас – об истории ветеринарии. Потрясающая штука. Например, знаешь, что…

– Уоррен, – перебила я его. Брат посмотрел на меня, и я улыбнулась, мысленно стараясь внушить ему, чтобы он заткнулся, а еще лучше – оставил нас наедине.

– Что? – спросил Уоррен, не уловивший моего посыла. – Тебе… хм… не приходится помогать отцу в магазине? – Он нахмурился, глядя на меня, а я снова поймала себя на мысли, действительно ли он так умен, как думают все вокруг. – Ах, – продолжил Уоррен после долгого молчания, – да, конечно. – Он повел бровями, глядя на меня (нехарактерная для брата гримаса), и собрался уходить. Сделав несколько шагов, он повернулся лицом к Генри. – Слушай, насчет этой палатки на вашей лужайке, – начал он.

– Уоррен! – сквозь зубы прошипела я.

– Да-да, – быстро проговорил Уоррен, махнул на прощание рукой и пошел к дому.

– Извини, что беспокою, – сказал Генри, подошел ко мне и бросил полотенце рядом с моим, – я не знал, что вы здесь.

– Да ничего, – ответила я и поразилась тому, как неестественно бодро звучит мой голос, потому что вдруг вспомнила, что из одежды на мне только бикини. – Все нормально. Не о чем беспокоиться.

Генри расстелил полотенце и сел, вытянув ноги перед собой. Между нами оставалось много места, и я не могла не вспомнить тот момент в лесу, когда он положил руку мне на спину, и я чувствовала ее тепло через тонкую ткань футболки.

– Твоему брату не нравится палатка? – спросил Генри, возвращая меня к действительности.

– Дело не в этом, он просто не понимает, зачем она вам. Беспокоится, что вы даете приют бродягам.

Генри улыбнулся, и я улыбнулась в ответ.

– Не бродягам, – сообщил он. – Но он не так далек от истины. Там живет Дэви.

– О, – я замолчала, ожидая разъяснений. Генри, лежа на спине, немного приподнялся на локтях и посмотрел на воду. – А зачем он там живет?

– Он уже несколько лет помешан на возвращении к природе. Он бы и спал в лесу, если бы отец разрешил. Палатка – их компромисс. Ему разрешают в ней спать, но только летом.

Я подумала о тех выходных, которые мы когда-то провели в Лейк-Финиксе зимой, о том, как холодно здесь бывает, и кивнула.

– Это у него от тебя?

– Что от меня? – Генри повернулся лицом ко мне.

– Ну, эта любовь к природе, – пояснила я. Генри продолжал смотреть на меня, и я смущенно отвела взгляд. – Ты всегда брал меня в лес, чтобы наблюдать за всякой живностью. Тебе все это нравилось.

Он улыбнулся.

– Наверное, и до сих пор нравится. Мне просто приятно осознавать, что в лесу все упорядочено, есть система, которую только надо суметь увидеть. Когда мне надо что-то решить, я всегда иду в лес.

Мы замолчали, и я подумала, что со времени нашей первой встречи в мае на этом же причале мы впервые остались с глазу на глаз – нет ни братьев, ни покупателей, ни подружки-блондинки. Это молчание не было неловким. Точно так же мы молчали, когда проводили дождливые дни в доме на дереве или часами загорали на плоту. Я посмотрела на Генри и с удивлением обнаружила, что он тоже на меня смотрит. Не отводя взгляд, я попыталась собраться с мыслями, чтобы что-то сказать, но так и не смогла ничего придумать.

– Пойду-ка я, пожалуй, поплаваю, – Генри прервал затянувшуюся паузу.

– Ну, желаю тебе… – но я забыла, что собиралась сказать дальше, потому что в этот момент Генри снял футболку. Боже милосердный! Я обомлела и отвернулась, но вдруг вспомнила, что у меня на макушке солнцезащитные очки, и небрежно опустила их на глаза: теперь можно не беспокоится, что Генри заметит, как я пялюсь на него. Уж не знаю, накачался ли он в пекарне, таская мешки с сахаром и мукой, но его плечи стали широкими, руки и живот – мускулистыми…

Мне стало казаться, что на пристани очень жарко. Генри кивнул мне перед тем, как прыгнуть в воду, и я махнула ему рукой, стараясь, чтоб это выглядело как можно более естественно. Мне нравился стиль его плавания – ему нас когда-то обучал тренер. Когда Генри скрылся из виду, я натянула шорты и футболку, взяла полотенце и пошла домой.

Подходя к дому, я услышала оперную музыку и почувствовала запах попкорна. Певица с голосом сопрано взяла высокую ноту и тянула ее, пока я шла через застекленную террасу в кухню. Запах доносился именно оттуда. На кухне я обнаружила столько попкорна, что хватило бы на целый кинотеатр, – в жестяных банках, пакетах, круглых целлофановых упаковках. Одну из таких Уоррен как раз подбрасывал в воздух. Отец тихо подпевал оперной диве, разглядывая коробочку от компакт-диска. Мерфи дремал, положив голову ему на руку.