– А в чем я принесу? У вас есть какая-нибудь посуда? – поинтересовался Твердов, незаметно отыскивая глазами Галю Зимину.

Галя оказалась в самом дальнем углу, куда с трудом доставал свет от тусклой лапочки. Она с головой накрылась покрывалом и, согнувшись калачиком, кажется, спала. Или делала вид, что спит. По крайней мере, она никак себя не проявляла. Твердов задержал свой взгляд на ее обтянутой грубой тканью чарующей попке и перевёл глаза на Иру.

– А кто его знает, что у нас есть? – пожала плечами Ира. – Мы еще толком не обжились.

– Ладно, что-нибудь придумаю, – улыбнулся Твердов и повернулся к входной двери.

Серега сидел там, где он его оставил. Подперев руками голову, он непрерывно смотрел на вылетающие из печи языки пламени. Початая бутылка, прикрытая кружкой, стояла рядом. Твердов наклонился, плеснул себе в кружку на два пальца самогона и, зажмурившись, осушил тару двумя глотками. Вытащил из ведра кукурузу, занюхал и перевел дух.

– Ты же сказал, что больше ни-ни, – не отводя глаз от огня, просипел Серега.

– А, на посошок! Все, отнесу кукурузу девчонкам и пойду баиньки, завтра с утра на работу.

– А поговорить? – Серега оторвал взгляд от огня и направил налившиеся кровью глаза на собеседника.

– О чем?

– Ну, хотя бы об Ольге, о жене моей.

– Не хочу. Можешь спать спокойно, больше к ней не подойду.

– Э, нет, Саша! – Серега неожиданно вскочил с лавки и бросился на Твердова. Тот ловко увернулся от удара и, перехватив руку соперника, заломил и завёл ее ему за спину.

– Угомонись!

– Ой, больно, больно! Пусти руку, вывихнешь.

– Пущу, если больше дергаться не будешь.

– Ой, не буду! Не буду!

Твердов отпустил Серегину руку и, оттолкнув его, приоткрыл дверь печки. Плясавший внутри огонь осветил все пространство вокруг. Саня прикрыл рукой лицо, чтоб было не так жарко, и поднял с земли две полные бутылки с самогоном.

– Але, Иваныч, ты чего творишь? – встрепенулся Серега, перестав разминать плечо. – Мы так не договаривались.

– Тебе уже хватит. На тебе кукурузу, – «Председатель» вынул из ведра два сварившихся початка и выложил их на лавочку рядом со стоявшим неподалёку соседом, – хватит? Остальное я девчонкам отнесу.

– Стой, погоди! – неожиданно Серега бухнулся на колени пополз в сторону Твердова, елозя мятыми портками по мокрой траве. – Не забирай, пожалуйста, весь самогон. Оставь!

– Тебе хватит, – сурово произнес Саня и засунул одну бутылку во внутренний карман жилетки, вторую убрал подмышку слева, – допивай то, что осталось и иди спать.

– Если не отдашь, то сейчас пойду домой и так Ольгу отмудохаю, что родная мать потом не узнает. Я ее падлу так пинать буду…

Твердов не дал ему договорить, а, подбежав к стоящему перед ним на коленях соседу, схватил свободной рукой за шкирку и одним сильным движением поднял его на ноги.

– Я тогда сам тебя так отмудохаю, что ты месяц кровью ссать будешь, – прошипел он ему прямо в лицо.

– Тогда тебя посадят, я заявление напишу!

– Пиши!

– Э, это ты сейчас так говоришь, а вот когда напишу, то по-другому запоешь. Ведь Ольга она кто? Она моя жена, а я ей муж законный. Стало быть, имею полное право ее мутузить, как мне только вздумается. Тут, паря, деревня. Тут свои законы.

– И ты еще в пединституте учился, – Твердов отпустил пиджак Серёги и брезгливо вытер руку, – о высокой материи рассуждаешь. А сам ЧМО конкретное.

– Нет, милай, я себя веду как крестьянин. Ты почитай Бунина, почитай. Ты, наверное, кроме «Человек из Сан-Франциско», ничего у него и не читал. Хотя и это вряд ли осилил. А Иван Алексеевич очень хорошо деревню описывает. Очень жизненно. Или Тургенева почитай, Ивана Сергеевича. Они всю правду-матушку о нас, о крестьянах, пишут.

– Классиков ты для чего сейчас приплел, крестьянин? – Твердов поправил бутылку подмышкой.

– А для того, чтобы ты усвоил: в деревне своя философия и свои законы испокон веку были, есть и будут! И никакая Советская власть их не вытравит. Ни Советская, ни какая другая власть! Да убоится жена мужа своего! Вот и вся философия. У нас, знаешь, какое крепкое хозяйство до революции было? И стержень его был мой дед Поликарп Капитоныч. И если что не так, не по нему, то он жену свою и дочерей порол на конюшне вожжами. Не то, что я, так, приласкаю кулаком промеж глаз. Вожжей сейчас не достать. А знаешь, сколько у него дочерей было?

– Послушай, Анисимов, – Твердов впервые назвал Серёгу по фамилии, – тебе напомнить, какой сейчас на дворе год стоит?

– Я помню: 1986! И чего? Да, хоть 2006! Наши деревенские порядки все равно не меняются. Ты думаешь, мои соседи своих жен не охаживают? Ха-ха-ха! Охаживают, еще как! Даже председатель наш, непогрешимый Савин, тоже свою Верочку, бывает, воспитывает при помощи оплеух.

– Ты что, свечку держал? – ухмыльнулся Твердов, понимая, что Серега-то и не такой уж и пьяный, чтоб так разговаривать.

– Паря, это деревня. Тут ничего не скроешь. Саня, ну будь человеком, отдай сэм. Хотя бы еще один пузырь. Отдашь, не трону Ольгу. Клянусь! – уже уничижительным тоном попросил Серега.

– На, подавись, – «Председатель» подал ему бутылку из подмышки, – только если узнаю, что слово свое не сдержал, а побил жену – берегись.

– Что ты, Саша, как можно, – широко улыбнулся Серега, принимая в свои трясущиеся руки заветный пузырь.

– Какая, однако, у него мерзкая рожа, – подумал Твердов, нагибаясь за ведром с кукурузой.

– Иди, иди, защитничек хренов, Ща нарежусь, пойду этой твари Оле ваще башку отрублю, – тихо прошептал в след уходившему Твердову уязвленный муж.

Появление Твердова с вареной кукурузой в ведре в расположении девочек вызвало у всех легкое волнение. Они побросали свои дела и собрались вокруг стола, куда командир отряда выложил горячие кукурузины и банку с солью. Собрались все, кроме Гали. Она так и осталась лежать неподвижной под одеялом, делая вид, что крепко спит.

– Галя, иди есть кукурузу, – громко окликнула ее Лена Панасенко, ничем не примечательная девушка с пышной копной льняных волос.

– Ммм, ешьте, я потом, – сонно отозвалась Галя. Но Твердову показалось, что ответ выглядел наигранным.

– Тебя стесняется, – подмигнула Твердову прыщавая Ира, впиваясь маленькими острыми зубками в кукурузину.

«Председатель» не стал продолжать разговор, а молча встал и направился к выходу.

– Саша, а мы столько не съедим, – крикнула ему вслед Ксюша Павлова, кивая в сторону оставшегося ведра.

– Угостите остальных девчонок, когда те с дискотеки придут, – не оборачиваясь, ответил Твердов. – Спокойной ночи! Не опаздывайте утром на подъем флага.