Медальон!

Ведь это тот самый медальон, который я нашла в таинственном исчезающем доме… Тот самый медальон, который подарил мне отец, почти единственный его подарок, больше у меня ничего нет!

Вдруг все вокруг меня изменилось.

Я лежала в своей комнате в нашей квартире, была глубокая ночь, из-за стены доносились злые приглушенные голоса.

Это ссорились родители…

Последнее время они часто ссорились, но сегодня их голоса звучали особенно зло и отчаянно. Я натянула одеяло на голову, чтобы не слышать их полушепота, который показывал, что они сдерживаются из последних сил. Уж лучше бы кричали…

А потом раздался глухой удар… что-то упало… хлопнула входная дверь…

И вдруг к двери моей комнаты кто-то подошел.

Дверь скрипнула и открылась.

В комнату вошел человек… мужчина. Незнакомый, посторонний, опасный.

Откуда в нашей квартире посреди ночи незнакомый человек?

Я вылезла из-под одеяла и на мгновение приоткрыла глаза… и увидела мужское лицо с капризно изогнутым ртом и приплюснутым, как у боксера, носом.

Незнакомец перехватил мой взгляд…

И приложил палец к губам:

– Тс-с!

И снова все изменилось.

Я была на пороге комнаты.

Мама стояла у стола спиной ко мне с телефонной трубкой в руке, вглядывалась в какой-то листок.

Потом она набрала телефонный номер и долго слушала гудки, слушала их с таким напряженным вниманием, как будто от этого звонка зависела ее жизнь.

В это время сквозняк шевельнул занавеску на окне, подхватил листок бумаги, и он, как осенний лист с дерева, упал к моим ногам.

Я подняла листок с пола и посмотрела на него.

На листке были написаны цифры – телефонный номер.

Это был не просто номер.

Это была моя любимая считалочка. Считалочка, которую придумал для меня папа.

Я ужасно гордилась, что никто, кроме меня, не знает эту считалку:

Три-четыре, восемь-шесть,

Мой лисенок хочет есть…

Пять, и девять, и один —

Мы ему конфет дадим!

Иногда я часами кидала мячик в стенку, в упоении повторяя эту незамысловатую считалочку.

Я спрятала листок с номером в карман своего платья и снова стала следить за матерью. Она все еще молча стояла с трубкой в руке, видимо, ждала ответа. Наконец ее лицо оживилось, и она быстро, уверенно проговорила:

– Иллюминация!

Произнеся это слово, она снова ненадолго замолчала и потом торопливо заговорила:

– Мне нужно связаться с Артуром Семибратовым! Что значит – не знаете? Что значит – никогда не слышали? Это он дал мне этот номер! Говорю вам – это очень важно! Прошу вас, не вешайте трубку! Я вас очень прошу…

Видимо, трубку все же повесили.

Мать уронила руки, ее лицо опустело и как-то выцвело, из него ушли все краски жизни…

И тут же в моей голове зазвучал властный, уверенный, гипнотический голос:

– Слушайте меня – и только меня! Сейчас я начну обратный отсчет. Как только я скажу «ноль», вы проснетесь и будете помнить все свое детство… все ваши воспоминания будут разблокированы… девять… восемь… семь… вы постепенно пробуждаетесь… шесть… пять… четыре… три… два… один… ноль!

Я пришла в себя.

Как и прежде, я сидела в глубоком кресле напротив доктора Коврайского.

Но теперь я была совсем другим человеком. Я вернула себе свое прошлое, вернула себе свою собственную жизнь…

Как здорово помнить все, что случилось в детстве, с самого раннего возраста, какую красивую крепость построили мы с папой снежной зимой, как упоенно копала я песок новым оранжевым совком, как я чувствовала поддерживающие руки отца, когда первый раз села на двухколесный велосипед.

И какой огромный букет притащил папа, когда я пошла в первый класс. Цветы были какие-то непонятные, незнакомые и наверняка очень дорогие, потому что мать была недовольна. Как здорово знать, что тебя любили и берегли.

Как здорово ощущать себя полноценным человеком…

– Ну, вы удовлетворены? – проговорил Коврайский.

– Вполне.

Я встала, победно взглянула на психотерапевта и добавила:

– Но если вы думаете, что я заплачу вам за сеан, – вы ошибаетесь. Я вам ничего не должна. Сегодня вы только вернули мне то, что отняли много лет назад…

– Что ж, может быть, вы правы… – Он тяжело вздохнул и опустил глаза.

Я вышла в приемную, достала лорнет и взглянула на секретаршу.

И тут же услышала ее мысли:

«Опять он задерживает зарплату… обещает заплатить в конце месяца… у Вениамина Казимировича временные трудности, но он меня очень ценит… хорошо, что у меня есть сбережения, как-нибудь дотяну… но ведь нужно еще купить подарок Сонечке, племяннице, у нее день рождения на следующей неделе…»

– Уходите вы от этого шарлатана! – проговорила я громко, нарушив настороженную тишину приемной.

– Что?! – удивленно переспросила секретарша, которую, как я узнала, звали Вероника.

– Я говорю – уходите вы от Коврайского! – повторила я. – Он вас совершенно не ценит!

– Что вы можете о нем знать? – Секретарша вспыхнула.

– Да уж знаю! Он просто пользуется вашей преданностью! И обманывает вас почем зря. Сколько месяцев он не платит вам ни копейки? Три, четыре?

– Пять… – было видно, что ответила она против воли.

– Вот, а, между прочим, деньги у него есть. Он накопил на старость приличную сумму и подумывает бросить все и улететь в теплые края с какой-нибудь разбитной молодой девицей.

Про девицу я придумала от себя в надежде, что так будет доходчивее. И правда, услышав про нее, Вероника вспыхнула, и даже седые волосы ее встопорщились, как иголки у рассерженного ежа. И отливали теперь не сиреневым, а стальным.

– Про деньги вы точно знаете? – спросила она железно-скрипучим голосом, видно, все же девицы ей были по фигу.

– Из первых рук! – энергично подтвердила я. – Так что уходите от него, пока не поздно! Хоть будете больше времени с племянницей проводить… с Сонечкой…

– Откуда… откуда вы знаете, как ее зовут?

Но я уже вышла из приемной.

По дороге домой я испытывала странное чувство.

После сеанса гипноза я вернула себе не только утраченные воспоминания, но и часть себя. Казалось бы, всего девять возвращенных детских лет. А между тем я стала другим человеком. Настолько другим, что даже посмотрелась в зеркало и ничуть не удивилась бы, увидев там незнакомое лицо…

Но лицо в зеркале было привычное, мое, только, пожалуй, в нем появилась непривычная энергия и воля. Теперь я точно знаю, что папа никогда не покончил бы с собой, он не бросил бы меня. Меня осиротили другие люди.

И теперь у меня появилась цель.

Я поняла, что должна отомстить за смерть своего отца и