Шрифт:
Интервал:
Закладка:
19
– Ой, гляди. Это его родители, – встрепенулась Вера.
По залу прошла волна: все развернулись в одну сторону. Все смотрели с интересом. Женщина была толстой, все ее тело, стекавшее книзу, казалось, как на крюке, висело на носу, форму которого в России льстиво принято называть «орлиной». Волосы у нее были резинкой стянуты в хвост торчком. И косметики – ноль. У отца затылок собирался в две складки. Оба в веснушках. Оба улыбались застенчиво и радостно. «Хорошо на все плевать, когда твой сын звезда и миллионер», – позавидовала ей Вера.
– Опять телефон? – зашипела она.
Борис не слышал. Он уставился на экран. Телефон в его руке завибрировал сам.
– Да? – наклонился Борис, и тут же понял, что ничего не может услышать. Закрыл одно ухо ладонью. – Что?
Зал грохнул аплодисментами, и Борис не услышал, что ему сказали.
Вера хлопала, стараясь не ударяться пальцами о собственные кольца. Маркус Юхансен вынырнул впереди родителей, отвесил пару поклонов. Крупный, как лесоруб, и такой же невзрачный. В тюрьме его представить было легче, чем звездой и миллионером.
Борис попытался сам вызвать абонента. Отключен.
Маркус чуть обернулся, как бы приглашая зал передать аплодисменты родителям. Вера заметила, как мать, сияя улыбкой, исподтишка хлопнула супруга по заднице, тот ответил ей игривым взглядом. Жизнь удалась, да, с грустью подумала Вера. Борис уже убрал чертов телефон. Он хоть понял, что это была лучшая селедка в жизни? Ей стало досадно.
В машине она демонстративно молчала. В окне подле Бориса деревья бежали назад пунктирно намеченными светящимися силуэтами. Веру через окно лизали языки света – то фиолетовый, то оранжевый, то белый.
Какой-то неприятный дробный скрип мешал ей, вибрация ощущалась подошвами. Вера обернулась на мужа. Борис глядел в окна перед собой, как бы позволяя ночной Москве самой вливаться в его глаза. Колено его – словно отдельно от всего устало развалившегося тела – подпрыгивало, ботинок выбивал по полу дробь.
– Это ты танцуешь? – подчеркнуто удивилась Вера.
Борис глянул на нее взглядом разбуженного человека. Переставил ногу. Колено перестало дергаться. Борис завозился, опять вынул телефон.
– Почему не докладываешь? – хмуро спросил он Петра.
– Пока ничего. Но я близко, – деловито заверил тот. – Проблема?
– Нет, – устало бросил Борис: – Все отлично.
Сбросил разговор.
– Опять дела? – поинтересовалась Вера. Против ее воли в голосе звенела досада.
– Да ерунда. Как обычно.
Борис убрал телефон, обернулся к ней:
– Селедка правда была крутая. Да. И Маркус симпатичный.
Вера потрепала его по колену.
20
На самом деле близко Петр не был. Ни в прямом смысле, ни в переносном. Он был дома. Где все обычные люди по вечерам. Поиск застопорился. Петр еще раз проверил маячок. Балерина вышла из театра. Потом маячок двинулся по Большой Дмитровке. Свернул в Камергерский. Помигал в книжном магазине «Москва» на Тверской. «Читательница, ишь ты», – понял Петр. Потом передвинулся в Брюсов переулок. И до сих пор стоял в бежевом прямоугольнике. В доме, где Борис купил ей квартиру. И она тоже – дома: где все обычные люди по вечерам. Не густо.
– Да? – ответил Петр на звонок, не глядя. До него не сразу дошло, кто это. Соседка сбежавшей девицы. Света. Курточка на рыбьем меху, открытый, но цепкий взгляд. Церемониться с такими нечего:
– У вас что рассказать мне – есть?
– Нет, – призналась Света. – Я просто хочу помочь. Я могу что-нибудь сделать! Я разное могу сделать, если скажете. Может, мы могли бы встретиться…
Она говорила как человек, который вставил ногу в закрывающуюся дверь, а теперь пытается просунуть колено – чтобы потом плечом влезть и целиком.
– Мы не могли бы встретиться, – быстро отрезал он. – Не надо мне звонить, если вам нечего рассказать по делу.
Двинул, то есть, по ноге и захлопнул дверь. Есть же такие девки. Такие и покоряют Москву. Это нечто.
– Кто звонил? – крикнула из кухни Лида и тут же пояснила: – Это не анализы?
– Нет-нет… А что, они и по ночам звонят?
Жена показалась на пороге:
– Они звонят, когда клиенту удобно. Я сказала, в любое время, как только будет результат.
– Круто, – похвалил Петр. Но ему стало немного неприятно. В клинике не было пациентов – только клиенты. Хочешь, чтобы позвонили вечером? Позвонят. Такой же пункт сервиса, как свежие орхидеи, свежий порножурнал.
Такие навалятся, такие заставят.
– Ты что, опять телефон занимаешь? – вскинулась Лида.
– Лид, ну если у меня занято, они сообщение бросят.
– Там у него что? Что-то случилось? – начала уходить в спираль ссоры она.
В браке все просто. Если тебе он надоел, просто дай ссоре вспыхнуть. Если нет – потуши. Всегда есть выбор. И Петр выбрал второе.
– Вот когда наш ребенок станет взрослым, крутым и клевым, а мы с тобой – двумя старыми пнями, – заметил он, – я бы хотел, чтобы он тоже своим родителям позванивал.
Он видел, как Лида проглотила то, что хотела сказать. И добавил:
– Не когда что-то случилось. А просто так.
Она выдохнула, выпустив ядовитые пары – уже безвредные. Подошла, потрепала его по волосам, поцеловала.
– Не забудь потом проверить, нет ли сообщения.
– Само собой.
21
Вера тихо приоткрыла дверь. Борис сидел в кресле. Линзы Вера уже вынула, поэтому не могла сказать, что именно у Бориса в руках – киндл или телефон. Она толкнула дверь, как будто открыла ее только что. Борис поднял голову:
– Ложишься уже?
– А ты?
– Почитаю немного.
Значит, киндл. Но ведь читать можно и в телефоне. И строчить мейлы в ответ этой своей очередной мрази.
– Хорошо.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
В спальне она ринулась на сторону Бориса, вырвала челюсть ночному столику. Бутылочка со снотворным от толчка упала на бок, покатилась. Вера выхватила коробку с голубой эмблемой. Высыпала пластины с голубыми таблетками на кровать.
Спасибо фармацевтам за щадящую психику упаковку. Если бы виагру продавали в бутылочках, как витамины, она рехнулась бы пересчитывать.
Принялась стучать ногтем по прозрачной пленке.
…Раз… два …три …одиннадцать …восемнадцать.
Вера почувствовала, как раздуваются, распирая ребра, легкие. Как не хватает воздуха. Как бухает сердце.
Уже сбилась. Нет, лучше сосчитать, сколько целых пластинок. А потом смотреть, сколько вынуто таблеток. Да, так лучше. Начата только одна. Три пустых гнезда уголком. Помнит она сама эти три раза?