да, надо спешить. – Он скрестил руки на груди. – Когда ошейник окажется у нас, я буду его хранить, пока мы не решим, что с ним делать. Я – джинн, и мной ифрит овладеть не может.

– А называешь самоуверенной меня!

Еще не договорив, она уже пожалела о своих словах, однако, к ее изумлению, Кадир… Ну, не то чтобы улыбнулся, но уголки его губ едва заметно приподнялись.

– В отличие от тебя, я знаю свои пределы.

Он повернулся к фонарю, и свет потускнел. Кадир ушел в тени – и исчез. Лули увидела, что он обернулся вокруг фонаря в своем облике ящерицы. Прижав голову к металлическому каркасу, он закрыл глаза.

– В конце коридора – хаммам, – проговорил он шепотом. – Тебе стоит вымыть руку, а потом поспать.

Лули со стоном встала с постели. Уже у двери она остановилась, глядя на свою заживающую рану.

– Кадир, ты ведь слышал сказание о Королеве Дюн. Как ты считаешь, ифрит из реликвии – это Королева из сказания?

Кадир тихо ответил в темноту, словно опасаясь подслушивания:

– Кто знает? Люди постоянно выдумывают истории, но даже во лжи бывает зерно истины.

Ответ был туманным, очень по-кадировски, и совершенно не умерил ее тревогу. «Ну что ж, – подумала она, открывая дверь. – По крайней мере, сейчас я могу тревожиться по-настоящему».

26

Лули

Когда Лули проснулась, Кадир читал письмо, пришедшее ей этим утром. Даже не заглядывая в него, она знала, что это приглашение в резиденцию вали. Ахмед бин Валид был человеком с устоявшимися привычками, и они с Лули исполняли один и тот же ритуальный танец при каждом ее приезде в Дхим. Разница была только в том, что на этот раз она не сообщала о своем приезде.

«Прекрасно! – Она протерла заспанные глаза. – Вот теперь молва действительно обгоняет меня».

– Ахмед? – спросила она у Кадира.

– Ахмед, – подтвердил он. – Сегодня у него в диване прием.

– Не показывай, как тебя радует встреча с ним.

– Кто бы говорил. Сияешь как дурочка.

Лули запоздало поняла, что краснеет. Она встала и, хмурясь, пошла в хаммам. Вернулась она чистой и одетой в свою простую коричневую одежду.

– Ну что, – выжидающе посмотрела она на Кадира, – у нас будет ифтар?

Днем город был оживленным и колоритным; его извилистые улочки наполняли веселящиеся дети и сплетничающие взрослые, одетые в разнообразные пестрые одежды. Над ними высились светлые дома, похожие на коробки, круглые окна которых закрывали узорчатые решетки. Между верхними этажами были натянуты бельевые веревки, обеспечивающие временную (и, скорее всего, непреднамеренную) защиту для перелетных голубей. По сторонам немощеных улиц города росли пальмы и стояли телеги, бока которых были украшены яркими рисунками.

Лавка, где Лули купила питу и лабне, располагалась на главной площади: над ней были изображены пекари, растягивающие на весу тесто. Любуясь этой картиной издали, она отламывала кусочки лепешки и протягивала Кадиру, ящерицей сидящему у нее на плече. Они устроились на ее любимом месте для подслушивания: у простого фонтана с высеченными на камне именами знаменитых поэтов. Лули уселась на краю, скрестив ноги, и рассеянно жевала, пока мимо нее пролетали обрывки разговоров.

Она уловила множество сплетен, часть из которых касалась ее. Не стоило удивляться: жители Дхима уже знали, что она путешествует с принцем, ведь новости по городам разносили ястребы, передвигавшиеся гораздо быстрее лошадей. Уезжая из Мадинны, она смирилась с тем, что ее будут ждать и в Дхиме, и в Хибане.

Она как раз вычерпала остатки лабне, когда уловила обрывок разговора, от которого у нее перехватило дыхание.

– …стали называть его Охотником в Черном, – говорил мужчина в тюрбане своему усатому спутнику.

Усатый засмеялся:

– Безымянный, да? Как загадочно!

– Театрально, на мой взгляд. Но важнее его счет. Его приемы. Говорят, он убил больше джиннов, чем наследный принц.

Усатый хлопнул друга по загривку.

– Ш-ш! Если тебя услышат…

Он перешел на шепот. Лули напрягала слух, пытаясь поймать конец разговора, но безрезультатно. Охотник в Черном. А что, если он один из тех головорезов, о которых говорила теневая джинна? Из тех разбойников, что убили ее племя?

– Аль-Назари?

Она резко обернулась. Позади нее оказался наследный принц, какой-то растерянный.

– Выглядишь очень подозрительно. Ты ведь не задумала какую-то подлость?

Лули ощетинилась:

– Что тебе надо?

Принц посмотрел на ее раненую руку и перестал улыбаться. Не подумав, Лули спрятала ее в карман. Утром она наложила свежую повязку, но подвижность пальцев скрыть было нельзя.

Омар откашлялся.

– Я хотел извиниться за то, что повредил тебе руку.

Лули недоуменно заморгала:

– Что?

Он нахмурился, и выражение его лица странно напомнило беспокойство, но почти мгновенно исчезло. Вернулась ухмылка.

– Я сказал…

– Извинения приняты.

Лули отвернулась: сердце у нее колотилось. На самом деле, принц спас ее от нее самой. И себя спас от нее. Странно было ждать, что он станет за это извиняться. «Но я его благодарить не буду. Никто из его лживой родни не заслуживает моей благодарности».

Она уже уходила, когда он бросил ей вслед: «Увидимся вечером!»

Лули не ответила. Конечно же, Омара пригласили на вечернее собрание! Ее ужасала перспектива вести разговор с Ахмедом бин Валидом в его присутствии.

Уже вернувшись в гостиницу, она сообразила, что забыла проследить за базарными сплетниками. Кадир вздохнул ей в ухо.

– Отличное начало, да?

К вечеру ее настроение нисколько не улучшилось и стало еще хуже, когда она вошла во внутренний двор вали. Этот сад был одновременно самым красивым и самым уродливым из всех, что она видела: вечнозеленый лабиринт с цветущими деревьями и сверкающими прудами. Мостики с фонарями выгибались над водой, мраморные статуи были расставлены по травянистой лужайке. Лули не сомневалась в том, что гости Ахмеда находили это место умиротворяющим, однако сама она никак не могла считать его таким, ведь земля здесь была пропитана серебряной кровью.

А эти статуи… Были просто отвратительными. Они изображали умирающих джиннов, так что более безвкусного оформления и представить себе было невозможно. Джинны словно отчаянно тянулись к ней – с выпученными глазами, с разинутыми от страха ртами. Лули вспомнились тонущие с мозаики из развалин. Она старалась не смотреть на статуи, пока стражники вали вели их через созданный джиннами лес в диван. Ей не хотелось задумываться о том, что отец Ахмеда, пока еще был жив, ставил эти изваяния в честь совершенных им убийств. Хотя сам Ахмед неизменно горевал о своих жертвах, статуи напоминали о том, какое смертоносное наследие ему досталось.

Она обернулась и глянула на Кадира: на его лице было написано открытое презрение.

Даже лес, при всей его красоте, оставлял тягостное впечатление. Было нечто давящее в этих деревьях, растущих настолько близко друг к другу, что практически заслоняли лунный свет. И ветер извлекал из их листвы мерзкий звук: зловещее хриплое стенание, от которого у нее всегда мурашки бежали по коже. Лули была рада, когда они наконец вышли к дивану в центре