же легко, как тушат свечу, – и начала строить планы. Она повела свою армию через пустыню, к великолепному городу людей, где встретилась с вали, который им управлял. Она обещала правителю города такую власть, какой он прежде не знал, – за то, что тот даст ей убежище. Жадный человек принял ее предложение и не горевал, когда она убила его солдат, потому что она оживила их трупы и превратила в страшную неумирающую армию.

Вали был потрясен силой Королевы и забыл, что ее нужно бояться. Это стало его самой серьезной ошибкой. Через несколько недель после того, как Королева Дюн заполучила его армию, она убила его на голом поле боя.

– Бессердечному человеку сердце ни к чему, – объявила она, вырывая бьющееся сердце у него из груди. А потом она приказала его трупу следовать за ней.

Королева Дюн бродила по пустыне много лет, создавая свою армию мертвецов. Они построили ей дворец – еще более великолепный, чем те развалины, в которых нашла ее Наджи. В этом дворце она жила многие годы, наслаждаясь тем, что ей поклоняются и ее страшатся.

А потом пришел Мунакид, крестьянин из поселения неподалеку. В отличие от остальных жителей, он не желал поклоняться Королеве.

– Джинны – богохульники, изгнанные богами за грехи, – сказал он остальным. – А семь повелителей хуже всех, потому что в них сокрыт корень зла.

Он искал способ избавиться от власти Королевы, зиждущейся на страхе. Составив план, он пришел к ней во дворец, где простерся ниц и вознес фальшивые молитвы. Многие дни он возвращался и осыпал Королеву похвалами.

Королева Дюн была изумлена его поклонением и решила оставить во дворце, чтобы он ей служил. Она сохраняла ему жизнь, потому что ей нравилось смотреть, как на его лице обожание борется со страхом. Со временем она начала ему доверять.

Однажды, когда они прохаживались по покрытому пылью двору, Мунакид задал ей вопрос о ее облике:

– Ты обладаешь дивной красотой богини. Что послужило основой этого облика?

– Я лишь тень того, что было. Чтобы существовать в этом мире, мне нужен сосуд. Это тело было подношением.

Она улыбнулась и погладила кости на своей шее.

Мунакид понял, что ему нужно сделать. Когда наступила ночь, он пришел в спальню Королевы, заставив замолчать всех гулей, что попались ему на пути. Он нашел ее спящей на постели и стащил венец с ее шеи раньше, чем она проснулась. То, что было невозможно для Наджи, оказалось возможным для Мунакида, ибо он не был связан магией. Он бросил венец на пол, схватил Наджи и убежал из дворца, преследуемый гулями Королевы.

Выбравшись, он был изранен и измучен, но продолжал слышать у себя в голове голос Королевы. «Предатель! – кричала она. – Презренный предатель!» Мунакид уже опасался, что ему придется терпеть этот голос вечно, но тут налетела песчаная буря. Он укрылся в пещере и, пока ярилась буря, прижимал Наджи к себе. Когда все закончилось, он вышел наружу и увидел, что на месте дворца теперь высился громадный холм золотого песка.

– Боги услышали мои молитвы! – прошептал Мунакид. – Они снова похоронили Королеву Дюн. Теперь мы все свободны.

Мунакид вернулся в пещеру и обнаружил еще одно чудо: ожившую Наджи. Он взял ее за руку, и они вместе вернулись в поселение. Победу Мунакида праздновало все пустынное королевство, и люди снова вернулись к мирной жизни. Однако берегитесь, жители пустыни: мир – вещь хрупкая. Если вы окажетесь в пустыне и услышите, как голос из вашего прошлого обещает вам исполнение заветных желаний, отвернитесь от него, ибо этот путь усеян осколками смертоносной лжи.

24

Мазен

Стоило ему прикоснуться к венцу, как по жилам растеклось манящее тепло. Это была сила, пьянящая и ошеломляющая, и она чуть было не погребла Мазена под собой.

«Отпусти», – проговорил у него в голове мягкий голос.

Мазен поднял венец трясущейся рукой. Под теплом он различил еще одно чувство: электрический холод, от которого кости немели, а железные кольца на пальцах горели, сопротивляясь магии. Пальцы его крепче сжали золотые черепа, и он поднес это… К шее?

«Не корона, – понял он. – Ошейник».

Мазен замер. Перед взором возникло залитое тенями воспоминание: призрак с рубиновыми глазами, горящими в темноте. Он ахнул: она приблизилась, расплылась дымом, вошла ему в легкие и…

– Нет.

Сверкающий ошейник был в считаных дюймах от его шеи.

Ужасающий напев у него в голове сказал: «Да». Это был шепот, и вой, и вопль. «Отпусти, – говорил он. – Отпусти, отпусти, от…»

– Хорошо, – процедил Мазен сквозь зубы. Он поднял ошейник. Выше, выше – и отбросил его. Он не допустит новой одержимости.

Тут произошло сразу множество вещей. Напев прекратился, ошейник разразился криком, и море костей поднялось волной, завывая от ярости. Мазен видел мельканье оживших костей, оторванной кожи, блеск клинков. Гули формировались так стремительно, что он не заметил их возникновения, пока они не встали перед ним во всем своем зловещем великолепии.

«Не захотел поддаться, так будешь мне служить!» – объявил голос.

Страх пришел мгновенно. Он прострелил тело Мазена молнией, забился на кончиках пальцев, которые уже тянулись к кинжалам на поясе. Рукояти скользили в покрывшихся потом руках.

Когда ему наконец удалось выхватить один из кинжалов, гули уже оказались на расстоянии удара. От них несло землей, гнилью и разложением, так что у Мазена к горлу подступила едкая желчь. Он проглотил ее, стараясь не смотреть на исковерканные лица гулей. Однако он не мог оторвать глаз от их заострившихся зубов. Провалившихся глазниц. Расплющенных носов.

Один из гулей басовито заворчал разорванным горлом и потянулся к нему. Мазен рефлекторно дернулся. Он выбросил клинок вперед отчаянным неприцельным взмахом.

Как это ни странно, гуль попятился, шипя на него сквозь растрескавшиеся зубы.

«Этот клинок! – голос взрезал его мысли острым лезвием. – Мерзость! Убийца джиннов!»

Каждое слово било Мазена в сердце. Сколько раз уже эти слова бросали ему в лицо, а ведь это даже не было правдой!

«Ты не достоин стать моим слугой. – У Мазена создалось ясное впечатление, что голос от него отворачивается. – Убейте его, – приказал голос. – Уничтожьте все, даже его кости».

На этот раз гули не медлили. Они бросились на Мазена, а тот мог только отчаянно размахивать кинжалом в воздухе, надеясь, что это сохранит ему жизнь. В теле Омара он был быстрее и сильнее, но страх продолжал туманить ему разум.

Гули были беспощадны. Хоть и не могли атаковать слаженно, они наседали на него со всех сторон. Один из гулей налетел на принца. Стрела просвистела у Мазена над ухом. Он покачнулся, и еще один гуль ударил его в живот плоской стороной меча. Одна из сабель порвала ему рукав, еще одна чуть было не ударила по ноге.

Мазен отшатнулся. Грузно приземлился на пятку. Боль пронзила ему щиколотку, заставив