тыл? Даже самый неожиданный наскок не уравновесит силы. Восемь против двоих — это перебор.

Вадим загрустил. Куда ни кинь, как гласит народная мудрость, всюду клин. Он слазил в крепость, наполнил опорожненную флягу водой из бочонка, проверил, в каком состоянии «Гочкис». Тот был разбит и пришел в совершенную негодность. А без пулемета много не навоюешь.

Сидеть в двух шагах от врага, пусть и под землей, было опрометчиво, но Вадим медлил, не хотел бросать Янги-Таш. Уже где-то на подходе должен быть отряд с сейфом. Что предпримет Керим, которому этот сейф, как выяснилось, нужен до зарезу? В любом случае, для отступления сейчас самый неподходящий момент.

Посоветоваться было не с кем. Аннеке всецело полагалась на него и от собственного мнения воздерживалась. Она и так, начиная с бегства из Москвы, очень долго проявляла самостоятельность, выпутываясь из экстремальных ситуаций. Оказавшись рядом с Вадимом, она с готовностью передала ему право принятия решений за них обоих.

Чтобы на что-то отважиться, требовалось получить верное представление о происходящем. Вадим вооружил Аннеке револьверами, себе взял гранату и тихонько высунулся из пролома в тоннеле. Осмотрелся. Вся шайка-лейка была в сборе: Керим сидел в окружении жен, как в цветнике. Уверенные, что никто за ними не подсматривает, они скинули паранджи и, по-змеиному извивая пластичные тела, липли к своему властителю. Все семь, включая Гулю-Гюльчатай, были в наличии. Целы и практически невредимы. У одной была бинтом замотана кисть, у второй — ступня. Этим и ограничивались повреждения, полученные ими в ходе перестрелки.

Вадим про себя обозвал их драными кошками. Не далее как на прошлой (или уже позапрошлой? как же легко в пустыне потерять счет времени!) неделе он был для них таким же властелином, которому они готовы были отдаться по первому требованию, а то и без такового. Тоже вились вокруг него, как мухи. Совращали. А Керим, их законный владыка, находился тут же, в лагере, и взирал на их распутство сквозь пальцы. Более того — он-то, наверное, и подослал их к гэпэушнику, выдававшему себя за журналиста. Уповал на то, что поднаторелые гетеры обольстят красавчика и сделают так, что из него можно будет веревки вить.

Не на того напали! Вадим возгордился своей стойкостью. Нате, выкусите, шмары продажные!

Его, поглощенного темнотой, они не видели. Эхма… добросить бы отсюда гранату и накрыть всех разом! Но расстояние велико, лимонка не долетит, только себя обнаружишь. А вылезать из тоннеля через отверстие с рваными краями — шум поднимешь.

Вадим сдержал порыв, довольствовался зрительской ложей. Обзор отсюда уж больно хорош — мокрощелки как на сцене. И до чего забористо выплясывают! Сложно переключиться мыслями на что-то иное… Сложно, но нужно.

Как же Керим отгадал в нем сотрудника органов? Нельзя ли предположить, что у этого бая есть свои агенты в Самарканде или, чем иблис не шутит, в Москве? Потому и берег его Керим, от волков защищал, пылинки сдувал…

Греховодницы разошлись на всю катушку. Стащили с себя платьица, штанишки и в чем мать родила, завели бесстыжие пляски вокруг костра, у которого восседал Керим. И чего так распалились? Не иначе, гибель врагов празднуют. Думают, дурилки набитые, что почил Вадим Арсеньев и в заваленном погребалище заместо мумии Зороастра обретается. Держите карман! Вадим Арсеньев всех вас переживет. И за убитых товарищей рассчитается.

Мысленно так витийствуя, он не сводил глаз с непристойных танцовщиц. Отметил, что бесчестная Перепелкина не принимает участия в низкопробном лицедействе — сидит впритирку к Кериму, что-то ему зудит, он похохатывает. На то она и любимая, ей не надо лишний раз трясти перед мужем своими статями, она знает себе цену. Вот и особиста соблазнять посчитала делом недостойным.

Непонятно почему, Вадима уколола ревность. Пока разбирался, отчего это ни с того ни с сего произошло, из пролома высунулась Аннеке. Когда она увидела, что ее суженый пялится на хоровод из голых, виляющих задами девок, ее прищуренные саамские глаза от возмущения превратились во вполне себе европейские. Она, собрав силенки, дернула негодника за штаны, и, дабы не потерять их, он принужден был соскочить обратно в тоннель, где чувствительно получил кулачком в лобешник. Негодующе засипел, но Аннеке новым тумаком заставила его замолчать.

— Ты что там делать? — накинулась она на него, как положено истинной спутнице жизни. — Опять на этих нийта зыркать?

Эк ее допекло — даже родное лопарское словечко вплела! А он-то напридумывал себе, что она смирная, покладистая, никогда ничего поперек не молвит… Взаправду говорят: в каждой женщине сидит чертенок, а в некоторых — целый чертище. И коли он разбушуется, это будет похуже фугасной бомбы.

— Тише! — Он протянул руку, чтобы, как давеча, зажать ей рот, но она увернулась. — Демаскируешь!

— Я не знать, что это. Но ты… ты…

Окажись под рукой у Аннеке скалка или кочерга, Вадим вряд ли избежал бы увечий. Она уже примерялась, не отоварить ли его рукоятью «Коломбо-Риччи», но он прибегнул к старому испытанному приему: сгреб ее в охапку, притянул к себе и всосался губами в ее губы. Держал, не выпуская, покуда она не успокоилась. Для верности осыпал поцелуями любезное сердцу личико, прошелестел:

— Не злись, тебе не идет. Ты же знаешь, что я люблю только тебя. А р-рекогносцировку провести — всегда полезно. Я же не виноват, что они как р-раз в этот момент похабством заняться вздумали…

Поверила она или нет, но как бы то ни было, конфликт уладился. У костра, где напропалую бесновались впавшие в раж ханши, ссору влюбленных не услыхали. До утра Вадим и Аннеке просидели, обнявшись. Уже и мертвый Павлуха был им нипочем. А когда небесный плат над пустыней посветлел, Вадим прислушался и прошептал:

— Они спят. Слышу, как Керим храпит… Я выгляну?

— Сиди! — Аннеке погрозила ему пальчиком. — Сама выгляну.

Теснясь, выглянули вместе. Костер догорел, а подле него расположилось живописное царство Морфея. Керим, разметавшись, спал, окруженный своими попрыгуньями. Они, к удовольствию Аннеке, предстали не нагишом, а облаченные в паранджи. Лежали, свернувшись калачиками вокруг хана, облепив его, как лепестки сердцевину цветка. В общем, чувственная идиллическая картина.

Но Вадим, отринув сантименты, увидел в ней, в первую очередь, проявленную Керимом беспечность.

— Мы же их… как котят! Пикнуть не успеют!

Он выполз из тоннеля. Аннеке подала ему две гранаты. План был проще некуда: подобраться к спящим и, пока не прочухались, закидать лимонками. Вадим, конечно, предпочел бы кое-кого из них взять живьем — того же Керима, да и Перепелкину тоже, — однако общий расклад не оставлял выбора.

— Береги себя! — напутствовала его