и не может быть страшных убийц. Здесь не может жить никакое зло! С чего он вообще взял, что с ними сегодня может что-то случиться? Скорее всего, они дойдут до завода, подождут Артема, проникнут на территорию и убедятся, что никакого Карлсона там нет, а сама зона вовсе не опасна. Завод, как завод. Этим поход и закончится. В худшем случае, если поймает охрана, вызовут отца и Сенечке достанется от родителей. А его друзьям, вероятно, достанется от их родителей. На этом все точно завершится.

И потому, весело и спокойно, они зашагали вперед, по улице Лесной, ведущей к выходу из города. Оправдывая название, улица бежала напрямую к лесу. Дома остались позади, и теперь они, покинув город, шли по тропинке через луг, который золотило заходящее солнце.

— Какое-то солнце странное, — заметил вдруг Мишка, взглянув на небо. Он был самым внимательным из четверки друзей, — Посмотрите, красное, яркое! Необычное.

— Так закат же, — беспечно ответил Сенечка, — На закате солнце всегда красное!

— Но не настолько! — продолжал настаивать Мишка.

— В этом есть что-то зловещее как будто, — пискнул Славик. — Как в ужастиках. Мрачное какое-то.

— Да бросьте, — Сенечка презрительно усмехнулся. — Солнце, как солнце. Не дрейфьте, парни, все нормально пройдет! Нам главное идти чуть быстрее, чтобы успеть до завода вовремя. А то Артем, если нас прождет, — спасибо не скажет!

— Он точно придет? — спросил Кирюха.

— Точно.

— А почему сейчас не пришел?

— Дела у него, сказал, что-то срочное, по работе.

— Может, убийцу того поймали…

— Нет, — Сенечка покачал головой. — Это они без Артема ловят, его отстранили. Ну мало ли, какие у него дела могут быть важные.

— Бабушку через дорогу перевести, — хихикнул Кирюха. Сенечка не мог не улыбнуться, но в глубине души точно знал: если брат не пришел, произошло что-то из ряда вон. Как будто других нарушителей, кроме убийцы, в Донске не сыщется!

Артем тем временем добрался до дома, где жила Луиза, сам не свой от волнения толкнул калитку, вбежал во двор. Там, возле телескопа, протирая линзу, как всегда вертелся Виталий. В величайшем нетерпении он ждал, пока стемнеет, чтобы увидеть предмет главных своих вожделений.

— Артем! — воскликнул он, поднимая голову, — Не ждали тебя сегодня. Говорили, ты занят, завтра придешь?

— Добрый вечер, — Артем не улыбнулся в ответ и не подошел пожать руку, — Где Луиза?

— Ее нет. Но она просила, если вдруг зайдешь, отдать тебе письмо, оно у Флоры.

— А где Флора?

— У себя в комнате. Позвать?

Не отвечая, Артем бегом помчался в дом, взлетел по ступенькам на второй этаж, где располагалась комната тетушки, и вошел даже без стука. Но женщина не вздрогнула от неожиданности — по глазам, по бледному лицу, понял — она ждала его. И хотя никогда не испытывала к Артему теплых чувств, считая, что он не подходит ее расчудесной племяннице, сердце рвалось от боли, когда она думала, что сейчас, на ее глазах, произойдет то, чего она никогда не желала бы видеть: умрет любовь. Артем, каким бы ни был, не заслужил этого. Молча Флора протянула нераспечатанный конверт. Артем взял его и кивнул.

— Ты знаешь, что это? — тихо спросила она. — Знаешь, что там?

— Нет, — так же тихо ответил Артем. — Пока не знаю, что. И вы не знаете.

— Я догадываюсь.

— Нет, — твердо ответил он. — Не догадываетесь. Никто даже не догадывается.

С этими словами он вышел из комнаты, оставив тетушку недоумевать, — не такой реакции она ожидала, — спустился вниз и направился в комнату Луизы. Там никого, дверь была не заперта. Там он мог прочитать письмо спокойно. Он прочтет, поймет, а потом решит, что делать. Но чтобы быть вовремя на встрече с Сенечкой, читать нужно быстрее. Даже если хочется сто раз пробежать каждую строчку и понять скрытый в ней тайный смысл.

Артем присел на кровать девушки, застеленную розовым пикейным покрывалом, в нетерпении разорвал конверт и развернул вложенный в него лист бумаги: в очередной раз не мог не восхититься, каким красивым и ровным был почерк Луизы, она настоящий каллиграф!

Письмо оказалось совсем коротким, и он быстро пробежал его глазами.

«Артем, прости, знаю, мои слова причинят тебе боль, меньше всего на свете я хотела бы этого. Никогда бы не поступила так с тобой, но я вижу пропасть, нас разделяющую. Если посмотришь под ноги, увидишь и ты. Ее нельзя пересечь, она разделяет наши жизни. Разъединяет навсегда. Неважно, что мы любим друг друга, не важно, что хотели быть вместе. Над нами царит судьба, и она говорит, что наши жизни — отныне разделены. Нам остается только принять это, потому что пропасть никуда не денется. Чувства к тебе навсегда сохранятся в моем сердце, и я надеюсь, что ты найдешь свое счастье. Что за пропасть, спросишь ты? Подумай сам. Мы живем в разных мирах, ты не видишь того, что происходит в моем, ты не веришь в то, о чем рассказываю. Знаю, ты любишь меня, правда, любишь, но ты никогда мне не верил. Я это чувствовала. Мне было трудно смириться, но я пыталась. Пыталась много лет. Однако теперь, когда появился человек, который верит, знает и понимает, говорящий на том же языке, что и я, мне тяжело выносить непонимание. И я не могу остаться с тобой теперь. Общаясь с Тонино, а ты, думаю, уже понял, что речь именно о нем, я осознала, что никогда не жила в обычном мире. Здесь жило лишь мое тело, лишь тень меня. А сама я всегда оставалась там, по ту сторону сцены, за занавесом, где располагается чудесный мир театра. Когда спектакль заканчивался для других, он никогда не заканчивался для меня, он продолжал играть в моих мыслях, жил в моем сердце. И с каждым днем все больше я понимала, что не принадлежу этому миру, что живу в мире искусства. Почему ты не видишь кикимору на болоте, когда ее вижу я? Из-за той пропасти, потому что мы из разных миров. И я думаю, правда думаю, что ты будешь куда счастливее, если найдешь девушку из своего мира. Я не хочу замечать упреки в твоем голосе, видеть сочувствие во взгляде. Ты ведь думал, что мне стоит показаться врачу? Считаешь меня больной, безумной? Я знаю, что это так. Ты считаешь, что я живу в окружении фантомов, воображаемых друзей. Это правда, не стану отрицать. Но и сама я — фантом. И хочу им остаться.

Возможно, я бы не стала выбирать, предпочла жить двойной жизнью. Но Тонино сказал, что так нельзя. Что могу быть с