«Вот здесь она хранит свои девичьи секреты, — судовлетворением отметила я, прислушиваясь к характерному скрипу, который можетиздавать только левая створка ее платяного шкафа. — Непременно надо посмотреть,нет ли там писем».

Минутой позже Клавдия вернулась, держа в руках портретныйснимок.

— Это мой Дима, — умиляясь, протянула она снимок.

«Как же, твой», — подумала я, чувствуя непривычные уколызависти.

Боже! Как красив этот мужчина! Ведь именно о таком я мечталавсю жизнь! Сколько ласки в глазах. Сколько силы в руках, лежащих на спинкестула, который он оседлал, словно лихого коня. Его непокорный вихор поведал мнео твердом нраве. Стрельчатые брови просто убеждали в храбрости. Широкопоставленные глаза говорили о душе без берегов, а крупные, красиво очерченныегубы — о страстности натуры. А сколько женских проблем при желании можнопогрузить на его могучие плечи!

«Нет, это не фотография, это целая поэма, — уже страдая отзависти, подумала я. — И все это богатство, весь этот набор достоинств —Клавдии? Этой серой мышке? Какая несправедливость! Разве способна наша Клашаоценить такое?»

— Нравится? — спросила она. Я пожала плечами.

— Ничего… И долго у вас продолжался роман?

— Год.

Год? С ума сойти, как говорит Нелли. Кстати, хорошо, чтоона, с ее завистью, не видела этого Димы. Серьезно могла бы повредить своездоровье.

— Как же тебе все удавалось скрывать? — удивилась я.

— Это было несложно. Вы без звонка редко приезжаете. Мысобирались пожениться.

Нет, с этой Клавдией действительно можно сойти с ума. Онисобирались пожениться! Интересно, Дима-то хоть об этом знал?

— Точнее, Дима хотел, чтобы мы поженились, — окончательнорешила добить меня Клавдия. — Но я заупрямилась: не надо спешить и т. д. и т.п. Жалею теперь, конечно.

Ха, она еще и заупрямилась! Овечка наша. Ну что тут скажешь!Мимо! Вся жизнь моя прошла, оказывается, мимо! Зачем мне, спрашивается, былородиться такой красивой, если всякая серость и невзрачность, к примеру Клавдия,буквально отбивается от красавца Димы, о каком я мечтала всю жизнь.

Где тот убийца, который никак не может до меня добраться?Пусть придет и сейчас же убьет меня, несчастную. Я этого искренне желаю. И чегоеще желать, когда жизнь так несправедлива?

— А у вас… Как бы это сказать… Меня мучительно интересовало,удалось ли Клавдии потерять свою девственность, но я не знала, как об этом спросить.

— Ты о сексе? — вывела меня из затруднительного положенияона.

— Ну… И о нем тоже, — уклончиво ответила я, всеми силамистараясь не оскорбить ее целомудрия.

— У нас было все, — вспыхнув, призналась Клавдия, после чегоя поняла, что бедняжка пропала.

Теперь она не забудет этого мужчину никогда. Дожить дотридцати семи и отдаться сразу такому красавцу. Кстати, сколько ему?

Я тут же задала этот вопрос Клавдии.

— Тридцать девять, — смущенно ответила она. Тридцать девять?О боже! Это же мой любимый возраст! Нет, я этого не переживу!

— Где он? Говори сейчас же, где он? Клавдия удивленнопосмотрела на меня.

— Не-е по-оняла, — растягивая слова, сказала она. — Тебеадрес, что ли, дать?

— Да нет, это я так просто спросила, — опомнилась я. —Почему ты думаешь, что была эпизодом в его жизни? Он же звал тебя замуж.

— Ну и что? А потом забыл.

— Не забыл, раз пишет.

— А, — махнула она рукой. — Есть обстоятельства, которыеобесценивают его знаки внимания.

Я насторожилась. Что за обстоятельства? Клавдия явно что-тонедоговаривает. А если интуиция мне не изменяет, недоговаривает много чего. Мнеочень хотелось узнать все подробней, но приход Нелли прервал беседу.

Клавдия быстро спрятала фотографию под старую клеенку,лежащую на столе. Меня шокировало такое небрежное обращение с красавцем Димой,но я сдержалась и промолчала.

Потом мы пили чай и обсуждали предстоящую генеральнуюстирку, которую, жалея слабосильную Клавдию, всегда взваливали на свои плечи. Яобязалась принести новый отбеливатель, купленный по случаю со скидкой вдвадцать процентов.

— А я принесу «Тайд», и мы замочим твои шторы, — пообещалаНелли. — Они изрядно запылились. Постельного белья много собралось?

— Не осталось ни одного комплекта, — виновато сообщилаКлавдия. — И полотенца все грязные. Нелли покачала головой.

— Ужас! Ужас! — сказала она и осуждающе посмотрела на меня.— Видишь, к чему приводит твоя Разгульная жизнь?

— А что бы вы стали делать, умри я на самом деле? —возмутилась я.

— Это другое дело, — строго сказала Нелли. — Пришлось бытогда выкручиваться мне одной.

— Может, ты и сейчас выкрутишься?

— Не могу. Из-за Саньки. Такая стирка часов на пять, еслибез тебя. Клавдию я в расчет не беру. Какая от нее помощь.

Учитывая, что не осталось ни одного полотенца, стиркуназначили на следующий день. Нелли, как обычно, все тщательно спланировала.

— В два часа я заканчиваю прием своих психов, прыгаю в«жигуль» и сразу к Соньке, — с оптимизмом сообщила она. — В три мы будем утебя. А ты, Клавдия, не сиди сложа руки, а то мы до самой ночи провозимся, а уменя Санька.

— Да, чтобы к нашему приходу первая партия уже прокрутиласьи была готова к полосканию, — поддержала ее я. — Надеюсь, заложить белье вмашину ты сама сможешь?

— Смогу, — заверила Клавдия, хотя я не помню, видела ли ееза этим занятием. Нелли вздохнула.

— Эх, жаль, Анна Адамовна так рано умерла.

— Почему? — удивилась я.

— Не успела купить Клавке автомат, чтобы мы не мучились.Надо сброситься всей семьей и сделать такой подарок на Клашино сорокалетие.

— Спасибо, но надо еще дожить, — усмехнулась Клавдия.

— Доживешь, какие твои годы, — покровительственным тономсказала Нелли, залпом допивая чай и поднимаясь из-за стола. — Ну, по коням?

Возвращаясь от Клавдии, мы обсуждали знаменательное событие,в которое Нелли, вопреки очевидности, никак не могла поверить.

— Ну надо же, наша Клаша влюбилась! — время от временивыкрикивала она, яростно сжимая руль.

— Клавка втрескалась не на шутку, — подливала я масла вогонь. — Ей уже никогда его не разлюбить.

— Почему ты так решила?