веничком… Мазоня, кряжистый и крепкий телом, восседал на широкой скамейке и, покряхтывая, бил себя веником; ах ты, распоследняя паскуда…

От него шел парной жар и тянуло свежим хмельным настоем. Сердюк поражался его выносливости. Сам он с животиком, покрытым заметным жирком, был жидковат. Но баня ему нравилась, может быть, больше всего доверием Мазони, сумел оценить и его душевность, и характер.

После веничка они посидели в предбаннике, телом ощущая удовольствие и разнеженность.

— Баня, она ведь как… от всех болезней, от всех напастий, — громко говорил раскрасневшийся, распаренный Мазоня. — Как сниму с себя грязь да пропотею — на душе ладно!

Сердюк соглашался: человек он хоть и иного покроя, но Мазоню понимал…

После бани их ждал лесник. В сторожке на белой скатерке водочка и грибочки. Сердюк совсем оттаял и потеплел. Налил водки и сказал:

— Будем держаться друг друга.

Мазоня подложил Сердюку в тарелку грибочки.

— Умные слова.

У лесника они могли чувствовать себя свободно. А после водки, когда внутри немного горело и наступило раскрепощение, язык развязался, Мазоня обнял Сердюка за плечи, подмигивая едкими глазами.

— И почему мы с тобою раньше не сошлись. Ведь у нас много общего.

Они доверительно посмотрели друг другу в глаза. Никакой натянутости и подвоха…

Выпили еще. Смеркалось, и они вышли на воздух. Пока прошлись по лесной тропке и покурили, наступила безглазая темь. Мазоня вспомнил детство.

— Темнота для мальчишек раздолье. Помню, в прятки играли — рядом глубокие овраги с чертями: сердце от страха замирало!

На Мазоню налетела спокойная уравновешенность. Он стал реже бывать на сходняках в ресторане «Русь». Подменял его Мишка Кошель, расторопный малый. Правда, Мишка особой отсебятины не порол — все проглядывалось невидимым оком Мазони.

А Мазоня эти дни занимался Альбертом. Он частенько сам заходил в школу, обычно к последнему уроку, и торчавших во дворе Анку-пулеметчицу и Любку сдувало, как ветром.

Мазоня от души смеялся.

— Вертихвостки меня боятся — чуют, чье мясо съели.

Альберт на приходы Мазони не обижался. У них царило взаимопонимание, и потому после уроков шли пешком вдоль школьной аллеи, а дальше — запутанными улочками старого города. Альберт с удовольствием рассказывал о своих новостях, и Мазоня сосредоточенно слушал, искоса поглядывая на парня.

— Эти чмыри, — горячился Альберт, — ходят на уроки неизвестно за чем. Удивительно глупы. Если им не покажешь на пальцах, они ничего не поймут. Чтобы что-то вдолбить в голову, их надо бить линейкой. Я бы их выгнал из школы, она все равно им не нужна…

Мазоня улыбался Альбертовой крайности: но ему было приятно чувствовать появившееся желание учиться.

— Поедешь в Москву. Москве нужны толковые ребята, — заметил он. — Я знавал одного такого юриста. Он говорил мне: на суд не надейся. Это палка о двух концах. Надейся на юриста. Изворотливый юрист всегда найдет дырку в законе. И накрутить сумеет всякой ерунды. Юрист на суде играет, как азартный игрок, — все время лакшит!

— А ты уверен, что из меня получится юрист? — Альберт прямо, не мигая, смотрел в глаза наставнику.

— Юрист?! Конечно, а кто же еще — ведь ты хваткий малый! А потом, так я хочу. А когда я хочу, всегда сбывается, — серьезно заключил Мазоня.

Обычно в конце какой-нибудь улочки их ждала машина.

— Ну ладно, поехали домой.

Мазоня садился сам за руль, и дальше они ехали молча: слушали музыку.

Альберт вселял в Мазоню силы. И тот сумел-таки перетащить на свою сторону Сердюка. Встречались еще тайно, но в этом сговоре уже чувствовалась Мазонина рука.

Сердюк оказался доверчивым, как котенок. Порой задавал такие наивные вопросы, что они бесили Мазоню, но он терпеливо выслушивал их.

— Слыхал, на водку отпустят цены? Хана… — с горечью говорил Сердюк.

— Это еще слухи. — Мазоня хитровато щурился. — Вот смотри. Везде, от Санкт-Петербурга до нас, «святая вода» вот 100–120 целковых, но только у спекулянтов… По госцене «белогвардейку» не сыскать. Она уходит перекупщикам. Если госцена 40–50 рубликов за бутылку, то навар до 70 целковых. С левой машины — сто тысяч. Так… Неискушенному не понять: зачем держать фиксированную цену? Пожалуй, лучше спросить водочную мафию: она-то лучше знает, как блокировать в правительстве этот вопрос. Тут крутятся, паря, миллиарды теневых денег…

— Ого!..

— А ты говоришь, отпустят… Технология проста. Вот так и богатеют, — засветился усмешкой Мазоня.

— Но я не думал, что правительствами крутят. Значит, мы здесь еще маленькие зверьки, а львы где-то там, ближе к Первопрестольной…

Мазоня отметил сообразительность Сердюка: выходит, за его наивностью притаилась непростая провинциальная душа.

— «Святая водичка» может стать одной из главных статей вашего дохода, если мы сообща постараемся, — равнодушно бросил Мазоня, прощупывая Сердюка хитрыми глазами. Тот снисходительно пожал плечами.

— За чем же дело?

— У нас у каждого маленькая вотчина. А следовало бы сделать ее большой. Как? Да просто. Кто контролирует у нас «столичную»? Да те же, кто контролирует и наши рынки! Столичные…

Сердюк замялся.

— Олухи. Сами себя боимся! Водка в руках московской Пантеры. Грабят нас с тобой, и поделом!

Мазоня откашлялся и быстро, надменно заговорил сухим и жестким голосом:

— Пора подчинить городские рынки, выжить оттуда московских ловкачей…

Сердюк блудливо заерзал. Почуяв трусость собрата, Мазоня обидчиво заморгал веками, сказал едко:

— Не так уж страшен заморский черт, ткни — а он трухлявый…

Но Сердюк уже сник и был похож на обомшелое бревно.

Мазоня с горечью подумал: «С ним каши не сваришь, чухло несчастное!», но продолжал давить на Сердюка:

— От тебя многое не требую. Ты только подмогни, а сам, если хочешь, останешься в сторонке — иначе какие же мы кореша! В остальном на равных: пятьдесят на пятьдесят.

Сердюк помялся, помялся — и сдался.

— Ладно, что-нибудь придумаем.

Большего Мазоне и не надо; он по-доброму обнял компаньона и, положив на тарелку красных раков, подлил ему в кружку «жигулевского».

— Вот, говорят, за бугром создают пивные общества, даже партии. Почему бы и нам не создать содружество любителей пива? — Мазоня засмеялся, поглядывая на Сердюка хитровато-предательскими глазами.

Мазоня подбросил Сердюка на изящной «тойоте» до перекрестка. Там лидер шакалов сел в маршрутный автобус, а Мазоня, круто развернувшись, помчался в сторону заводского района, где на дороге его ждал Душман.

Автомашина резко затормозила, и Душман влез к Мазоне. После разгрома оппозиции у бачков наступило затишье. Боязливый Душман еще раз убедился, что власть Мазони крепка и что теперь жизнь его намертво завязалась с ним. Да, многие бачки презирали Душмана, считая его марионеткой и предателем, но Душман, спасший свою жизнь однажды, вновь рисковать ею не собирался…