не то преподаватель, не то какой-то научный сотрудник. Мать — историк, работает в краеведческом музее.

Благодушно настроенный Мазоня сказал:

— Интеллигентик. Они все сейчас играют в игру, которая им не по зубам. Бизнесмены, но выше фарцовки не поднялись. Я их называю самоедами. Они сами едят себя…

Конечно, все сведения к Мазоне шли от Зыбули. Альберт был обложен со всех сторон — каждый его шаг был известен и прослежен. Иногда он обижался и, взрываясь, набрасывался на Зыбулю.

— Ты мне кореш? Ты что — не доверяешь?

— Не бери на понт, — корчил серьезную морду Зыбуля. — Я на твои дела положил с прибором. Дурак гороховый, мы тебя лишь охраняем… от случайностей. Пахан сказал, значит, так и быть.

У Альберта наступило к Зыбуле некоторое охлаждение. Правда, Зыбуля, хотя и был при Альберте и всегда держал его на мушке, теперь больше занимался малолетней проституцией.

В мир проституции нахлынула новая волна… Молоденькие девочки грубо вытесняли с панели старых дам-профессионалок. Рынок реагировал круто. Девочек расхватывали, на них шел бум: более страстные и менее дорогие, наезжающие в город из пригорода и близлежащих деревень, они бесстрашно рвались к удовлетворению своих желаний.

Зыбуля, чуткий к криминальной новизне, не мог упустить такого шанса. «Контора» быстро перестраивалась на новую конъюнктуру. В соседних ПТУ совращали дурочек, только что пришедших из школы. Троечницы легко осваивали новую профессию и становились в ней отличницами.

Пацаны «конторы» теперь ошивались на вокзалах и прилегающих к ним улицах, выискивая подходящих. Девочкам обещали «земной рай» и выгодных клиентов. Зыбуле такое занятие нравилось. Он сам подбирал сутенеров и, ощущая в этом смак, бахвалился тем, что когда нет клиентов, клиентом становился он сам…

За девочек приходилось биться кулаками. Желающих на малолеток было немало, но пацаны «конторы» без труда очистили свою территорию от поползновений других группировок — вокзальные и привокзальные «пчелки», защищенные и обработанные Зыбулей, быстро набирали качество.

— Я для них и папа, и мама, — подобострастно посмеиваясь, говорил Зыбуля. — Потому как это для меня не специальность, не профессия, а хобби.

Девочек делили на две категории: на уличных и клубных. Уличные — «дешевки» — ловили клиентов где попало и выполняли «обязанности» где бог пошлет: в подвалах, подъездах и туалетах, что считалось грязной работой… Основной их контингент — это любители минета или клиенты-оригиналы: платили за то, что девочка смотрела, как он медленно онанирует перед ней.

Клубные смазливые «пчелки» ориентировались на обеспеченных «джонов», которые обожали что-нибудь особенное; тут своей экзотикой выделялся «трехэтажный омнибус», когда «пчелка» работала в паре с пацаном… Поначалу девочка и ее помощник занимались сексом разными возбуждающими способами, а клиент лишь наблюдал, разгораясь. Когда ему надоедало, он имел отношение с малолеткой, в то время как ее компаньон одновременно имел с ним анальный коитус…

Плата была шикарная. «Веселых джонов» примечали и за ними охотились; чаще всего это были «современные господа», быстро набившие мошну на биржевых спекуляциях. Иногда чиновники, страстные до секса и взяток. Зыбуля, который брал на заметку почти каждого, вел с ними свою игру: наиболее важным подбрасывались и особые девочки — вроде Анки-пулеметчицы, которые знали как раскрутить «светскую особу».

Как-то сутенер Лева, который особенно ластился к Зыбуле, поведал ему о большом чиновнике, который зачастил в их город: такой мужик, «бабок» не жалеет, но к «дамочкам» равнодушен, ему девочку подавай, чем моложе, тем лучше, да и платит за смазливую долларами, не считаясь…

Дотошный Зыбуля подумал было, что Лева приврал, — раньше за ним такое водилось, — и потому решил сам взглянуть на заезжую диковину. В кафе, где ужинал новичок, Зыбуля садился в сторонке, внимательно оценивая гостя: а что, пожалуй, Лева не соврал — гусь светский, по осанке, по манерам… да и морда крупная, лощеная; такие холеные физиономии бывают только у высокого начальства…

Зыбуля позвал Леву. Тот ждал оценки.

— Вот что, Лева, пустим на него Анку-пулеметчицу. Она сладит.

— Я тоже так думаю. Пригожий мужик.

У Зыбули иронически сузились глаза.

— А раз думаешь — действуй!

В кафе стало модно иметь комнаты для удовольствий. Не для всех, конечно, — для сливок… Но Зыбуля знал, что этому клиенту нужно не разовое удовольствие… Если он действительно вышел на стоящую личность, то, чтобы ее раскрутить, придется повозиться. Анка-пулеметчица хорошо схватила замысел Зыбули, да и сутенер Лева был не промах.

Сноровистый Лева быстро «окрутил» нового господина и ловко подсунул ему Анку. Чиновник сходил с ней на гала-концерт. Потом сводил в цирк, гулял с ней по городу и, когда привел к себе в шикарный номер гостиницы, то был от нее уже без ума. Симпатичная, умненькая Анка вела себя как порядочная девочка, чувствующая, зачем она здесь, но умеющая подать себя мило, просто, с некоторой простодушно-детской наивностью.

Даже шампанского она выпила чуть-чуть… А когда он положил ее в постель, вела себя, как настоящая влюбленная…

— А я думал, что для тебя это работа, — с удивлением сказал он. — Сейчас на улицах так много девочек.

— Извини, для меня это лишь удовольствие. Я никогда не пошла бы с тобой, если б ты не понравился.

— Вот как? — улыбнулся он.

— Не смейся. Просто многие девочки рано созрели. И хотят крутого секса.

Алексей Михайлович даже не мог представить себе, что в этом городе есть такие девочки. Он был счастлив. Вскоре Анка-пулеметчица уже знала, что Алексей Михайлович с юга и в его руках большая торговая биржа.

— Да-да, в моих руках весь металл страны! — выпив, хвалился он. — Вот захочу, и все ваши заводы остановятся. По мановению моей руки. Ну что они будут делать без металла?

Анка хитро засмеялась.

— А что будешь делать ты, если у тебя отберут металл?

Он обнял ее и поцеловал в ее нежное девичье плечо.

— Милая моя, это нереально. Потому что я здесь бог.

Получив подходящую информацию, Зыбуля пошел ва-банк: он знал, что у Анки красивая подруга. Биржевика надо было хорошенько «запутать» в девичьих ласках. Девочек, так девочек, и самых юных, пока он не поймет, что наступила расплата.

Анка сказала Алексею Михайловичу, что она хочет преподнести ему подарок. Увидев Любку, он ошалел: от удачи, которая шла ему сама навстречу, можно было свихнуться…

— Мне казалось, что моя Анка — это что-то необыкновенное, божественный цветок, — обняв подругу, сказал он, — но она не только необыкновенная и благоухающая! Она — чудо! Только теперь я могу по-настоящему оценить свою Анку.

…На другой день Альберт вызвал Любку. Любка обрадовалась, так как давно его не видела, к тому же она любила…

— Что, скурвилась… —