чтобы его оплакивали столько времени. Особенно такое ничтожество, которым оказался Кирман.

Ей опять стало больно дышать: подобное заявление могло прозвучать лишь от того, кто был знаком с Филиппом и … ненавидел его. Вернулась в памяти к своей первой встрече с Дмитрием, когда те же руки, которые только что сжимали ее запястья, оторвали от земли у надгробия, где она захлебывалась рыданиями.

– Вы хорошо его знали?

Мужчина покачал головой.

– Совсем не знал… как оказалось.

Саша опешила.

– Я не верю Вам. Какой смысл посещать могилу незнакомого человека спустя семь лет после его… – так и не сумела выговорить это слово, по-прежнему обжигающее губы, – ухода…

– Почему нет? – Дмитрий пожал плечами. – Я размышлял о том, к чему приводят ошибки. Весьма наглядный пример… Взять хотя бы Вас.

Назвать то, что было между ней и Кирманом ошибкой, Саша не могла. Несмотря ни на что. Выплеснула с обидой:

– Он любил меня!

– Да ну?.. – улыбка Макеева стала еще более жесткой. – Вы сами-то верите в подобную чушь? Что это за любовь, если она превращает любимую женщину в полуживую тень? Или Вам такое состояние нравится? А супруг тоже доволен? Его устраивает соседство с мертвецом? И кто лидирует?

Саше в этот момент показалось, что она склонилась над кастрюлей с горячим паром, и нестерпимый жар обдал лицо, причиняя физическую боль. Глаза наполнились жгучими, злыми слезами.

– Как Вы… смеете?

– Смею что? Говорить правду? – он больше не улыбался, не сводя с нее разъяренного, пронзительного взгляда.

– Это неправда! – выкрикнула в ответ, залепляя ему пощечину. Решилась на такое впервые в жизни, едва удержавшись, чтобы не вцепиться в лицо. На щеке мужчины проступили отчетливые следы от ее пальцев. Ему наверняка было больно, ведь даже у самой Саши ладонь противно заныла, но Дмитрий даже не поморщился, однако произнес уже иным тоном, возвращаясь к своему обычному спокойствию.

– Вам надо к врачу.

– Думаете? – Саша хмыкнула, не отрывая от него взгляда. – В таком случае не подскажете, где этот врач принимает? Тот, который умеет воскрешать мертвых? Который вернет мне то, без чего я не могу жить? Я отдам все сбережения за один его прием, если хотя бы подскажет, в каком направлении двигаться.

Она торопливо облизала губы, но мужчина все равно успел заметить капельки крови на прокушенной коже, а глаза сделались неестественно огромными, наполняясь прозрачной влагой.

– Вы сами не хотите видеть это направление. И топчетесь на месте.

Его слова терзали, но не согласиться с их правотой Саша не могла. Впитывала запах дыма, окутывающий со всех сторон, с тоской осознавая абсурдность ситуации. Кожа на месте удара сделалась пунцовой, а у самой женщины до сих пор горела ладонь. Хороша благодарность за оказанную помощь. Он ведь тоже рисковал… Если бы не удалось остановить машину, все могло бы кончиться очень плохо.

– Простите меня. За истерику и … за то, что ударила Вас.

Дмитрий отмахнулся.

– Забудьте об этой ерунде. А еще лучше – о том, что уже столько лет не дает Вам покоя.

Саша вздохнула, переводя взгляд на все еще дымящуюся урну.

– Если бы я могла…

Он опять приблизился, однако больше не делал попыток коснуться ее.

– У Вас нет выбора. Просто нет, понимаете? – и развернулся в сторону машины. – Возвращайтесь за руль.

Поверить, что мужчина снова готов доверить ей управление автомобилем, было невозможно, но Дмитрий не шутил. Кивнул в ответ на озадаченный взгляд.

– Вы же собирались заехать за дочерью, вряд ли будет правильным появиться перед ней в таком состоянии. Так что приведите себя в порядок и делайте, что сказано.

Саше ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

Не таким он представлял себе конец этого дня. Прошел в комнату, не разуваясь, не включая свет, на ходу сбрасывая куртку куда-то позади себя. Наткнулся в темноте на стол, и что-то зазвенело, падая от его толчка.

Сегодня определенно проник дальше дозволенного, достаточно было вспомнить побелевшее лицо женщины, дорожки слез на ее щеках и до крови искусанные губы. Предполагал, что состояние Александры куда серьезней, чем казалось на первый взгляд, но не думал, что все настолько плохо. Исковерканная, разрушенная жизнь, мертвые глаза и мучительные попытки справиться с болью – видеть все это было невыносимо. Выпавший на долю этой женщины урок оказался чрезмерно тяжелым для ее хрупких плеч, а его сегодняшнее вмешательство – непростительной жестокостью. Будет совсем неудивительно, если завтра Александра заявит о своем уходе из компании. Только допустить этого нельзя. Ему не оплатить чужие долги и не стать для нее целителем, но вытащить из бездны необходимо, даже если это будет последнее, что он сделает в жизни.

Хотя, нет, напоследок останется другое. Не менее важное. Пробившийся в окно свет уличных фонарей осветил грязные следы на полу. Дмитрий хмыкнул, разглядывая темные пятна, оставленные собственными ногами. Глупо: самому же и вытирать их придется.

Набрал знакомый номер, где давно уже ждали его звонка.

– Есть новости?

Из года в год – один и тот же вопрос. Он знал, что однажды услышит что-то иное вместо привычного отрицания. И неожиданно дождался, именно сегодня, когда в своей жесткой смелости позволил перейти давно очерченные пределы.

– Они возвращаются через два месяца.

Переспросил, не веря услышанному, лишь потом обращая внимание на слово «они».

– С кем?

– С сестрой.

Понадобилась не одна минута, чтобы это осмыслить. Собеседник не прерывал затянувшегося молчания, понимая, что новость повергла Макеева в шок.

– Как она? – и без того хриплый голос, зазвучав вновь, казался отвратительным скрежетом.

– Рецидивов не было, разве что все решалось в стенах их дома. В клинику она больше не попадала.

Что ж, уже хорошо, хотя совсем не такие сведения должны были приносить ему. Не об отсутствии рецидивов – о счастье в глазах красивой женщины, когда-то любившей его. О благополучной семейной жизни, детях, сбывшихся мечтах. Всем том, чего не было в других глазах, переполненных слезами и впитавших такую боль, что даже со стороны наблюдать это было нестерпимо.

– Подготовьте все… – Дмитрий помолчал, опять вспоминая надрывные всхлипывания своей сотрудницы, – чтобы не возникло никаких проколов … и свидетелей. Времени достаточно.

– Я понял, – голос в телефоне был лишен эмоций, но Макеев понимал, как сосредоточился его собеседник. У них остался единственный шанс. Последний. Это ничего не исправит, не восстановит некогда попранную справедливость, но станет неизбежной ценой, положенной за то, что свершилось давно, но по-прежнему влияет на многих.

– Еще одно, – мужчина почувствовал, как прохладный воздух квартиры царапнул поврежденное горло. Так происходило всегда, стоило ему заговорить о том, что хранилось