только от мирских страстей и тревог, но и от происходящего в целом. По мере роста духовной обращенности в себя покой и свобода заменяют беспокойные узы тех, жизнь которых – жертва обстоятельств. До тех пор пока дух остается привязанным к телу, его свобода от конкретного, преходящего и меняющегося не может быть полной. Но рассеките эту связь с конечной смертью архата, и свобода от конечной воли станет полной. Мы не можем вообразить, каким должно быть это состояние, но траектория движения к нему различима.

Духовная свобода приносит жизненный размах. Ученики Будды чувствовали, что он олицетворял неизмеримо бо́льшую часть реальности – и в этом смысле являлся более реальным, – чем кто-либо еще, известный им; на основании собственного опыта они свидетельствовали о том, что продвижение по его пути также делало масштабнее их жизнь. Их мир словно расширялся, с каждым шагом они казались самим себе более живыми, чем прежде. Пока они были ограничены своими телами, существовали пределы, за которые они не могли выйти; но если все путы ослаблены, неужели они не могли стать полностью свободными? Опять-таки, мы не в силах точно вообразить такое состояние, но логика продвижения к нему кажется ясной. Если рост свободы приносит рост бытия, самим бытием должна быть полная свобода.

Остается тысяча вопросов, но Будда молчит.

Другие мирятся с нашими вопросами. Ты свободен.

Мы все спрашиваем и спрашиваем;

ты улыбаешься и все еще спокоен[92].

Великий плот и Малый

До сих пор мы рассматривали буддизм таким, каким он предстает в древнейших источниках. Теперь мы обратимся к буддистской истории и свидетельствам, которые она предоставляет о направлениях, способных войти в традицию, поскольку они стремятся обслуживать потребности множества людей и типов личности.

Когда мы подходим к истории буддизма с этой стороны, что нас сразу поражает, так это его раскол. В религиях расколы неизбежны. На Западе двенадцать колен Израилевых распадаются на Израиль и Иудею. Христианский мир делится на Восточную и Западную Церкви, Западная Церковь – на римско-католическую и протестантскую, от протестантизма тоже отделяются несколько групп. То же самое происходит и с буддизмом. Будда умирает, и не проходит столетия, как оказываются посеянными семена схизмы. Один из способов подойти к вопросу о причинах раскола буддизма – проанализировать события, исторические личности и обстановку, имеющие отношения к этой религии в ранние века ее существования. Однако можно и пропустить этот этап, просто отметив, что буддизм разделился из-за вопросов, которые всегда вызывали раскол среди людей.

Сколько их, таких вопросов? Сколько вопросов вызовут разделение почти любого собрания людей, будь то в Индии, Нью-Йорке или Мадриде? В голову приходят три.

Первый вопрос – независимы люди или взаимозависимы. Некоторые люди особенно остро сознают свою индивидуальность; для них собственная свобода и самостоятельность важнее уз, связывающих их с окружающими. Очевидное следствие – что они воспринимают людей как пробивающихся в жизни своими силами; достижения каждого из них – это в основном его или ее рук дело. «Я родился в трущобах, мой отец пил, все мои братья и сестры опустились – так что не говорите мне о наследственности и окружении. Всего, что я имею сейчас, я добился сам». Такова одна из позиций. По другую сторону изгороди – те, в чьей жизни преобладает взаимосвязанность. Людская обособленность им кажется несущественной; они считают, что их поддерживали и направляли поля социальной силы, такой же мощной, как силы в физике. Разумеется, человеческие тела обособлены, но на более глубоком уровне мы соединены вместе как айсберги, образующие ледяное поле. «Не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по тебе».

Второй вопрос касается отношений, в которых состоят человеческие существа, но на этот раз не с ближними своими, а с вселенной. Благосклонна ли вселенная, склонна ли она помогать всему творению? Или же она равнодушна, если не враждебна? Мнения расходятся. На полках книжных магазинов мы находим тома с заголовками «Человек – единственный в своем роде», и рядом с ними – «Человек не единственный в своем роде» и «Человек не одинок». Некоторые люди воспринимают историю как сугубо человеческий проект, в ходе которого люди пробивают себе дорогу сами, иначе не было бы прогресса. Для других он приведен в движение «высшей силой, которая желает добра».

Третий разделяющий людей вопрос таков: что лучше в человеческом «я» – голова или сердце? Одна популярная салонная игра вращалась вокруг вопроса: «Если бы вы могли выбирать, что бы вы предпочли – быть любимым или уважаемым?» Суть та же, но переиначенная. Классицисты ставят мысли выше чувств, романтики – наоборот. Первые ищут мудрости, вторые, если появляется возможность выбирать, предпочитают сострадание. Различие, вероятно, также соотносится с контрастом Уильяма Джеймса между расчетливыми и непрактичными.

Вот три вопроса, которые, вероятно, вызывали раскол между людьми с тех пор, как они стали людьми, и продолжают разобщать их по сей день. Они разделили ранних буддистов. Одна группа избрала своим девизом напутствие Будды: «Будьте светильниками самим себе, усердно трудитесь ради своего спасения». Прогресс этой группы, каким бы он ни был, явится плодом мудрости – проникновения в причину страданий, обретенного в процессе медитации. Другая группа решила, что сострадание – более важный элемент просветления и утверждала, что стремиться к просветлению своими силами и ради себя – явное логическое противоречие. С их точки зрения люди – скорее социальные существа, нежели индивидуалисты, а любовь – величайшее, что есть в мире.

Прочие различия сосредоточены вокруг этих фундаментальных. Первая группа утверждала, что буддизм – «работа на полную ставку»; тем, кто избрал своей главной целью нирвану, следует отказаться от мира и стать монахами. Вторая группа, вероятно, потому, что не возлагала все надежды на личные усилия, предъявляла меньше требований. Она придерживалась мнения, что ее мировоззрение пригодно для мирянина в той же мере, в какой и для служителя религии и что на свой лад оно применимо в миру так же, как и в монашеской общине. Такое различие оставило свой отпечаток в названиях этих двух направлений. Оба называли себя «яна», то есть «плот» или «паром», так как оба утверждали, что они перевозят людей через море жизни к берегам просветления. Однако вторая группа, ссылаясь на свое учение о космической помощи (милости) и большее внимание, уделяемое мирянам, претендовала на звание «буддизма для народа», следовательно, на то, чтобы считаться бо́льшим из двух транспортных средств. Соответственно, она закрепила за собой название «махаяна» – «большой плот» (традиционно – «Великая колесница»), где «маха»