Вскрикнув, она задрожала сильнее, плоть её сокращалась вокруг меня, доводя до грани. Одно движение, ещё одно…

— Сына, — просипел, прижимаясь к ней.

— И дочь, — отозвалась она со стоном. Мягко провела по волосам, облизнула припухшие губы.

Дыхание её было неровным, как и моё, кожа влажной. Я уткнулся носом в её шею и почувствовал бешеное биение пульса. Прижался губами к вене, потихоньку прикусил, прошёлся языком. Втянул носом её запах. Сын… Снова упёрся ладонью в матрас и посмотрел на неё сверху вниз. Смотрел долго, несмотря на ночь видя её так ясно, будто в палате горел свет. Каждую её черту помнил наизусть. Каждый оттенок взгляда, блеск волос, улыбки: то едва заметные, смущённые, то солнечные.

— Обещаю тебе, что буду хорошим отцом, — сказал как никогда серьёзно, мысленно поклявшись, что так оно и будет. Для своего сына я сделаю всё. Для сына и для дочери. Для каждого ребёнка, что она подарит мне. Наизнанку вывернусь, но сделаю.

— Я знаю, — она, казалось, действительно не сомневалась в этом. Касания её были всё такими же нежными, размеренными.  – Я знаю, Денис. Знаю.

Аврора

— Скоро придёт ваш врач, — закрепив капельницу на штативе, сообщила заступившая на дежурство медсестра.

Ничего другого, кроме как поблагодарить её, мне не оставалось. Ночь, проведённая в тишине возле Дениса, была для меня куда лучшим лекарством, чем любое из тех, что мне могли предложить здесь. Слабость не прошла, но мне казалось, что за спиной у меня раскрылись крылья. Те самые крылья, что, как мне казалось, я потеряла навсегда.

Стоило медсестре выйти, Денис провёл ладонью по и без того взъерошенным волосам, повёл плечами, разминая мышцы и поморщился.

— Во сколько у них тут завтрак? – спросил он с недовольством.

Руки его были покрыты ссадинами, на рёбрах темнело несколько кровоподтёков. Только что он вышел из ванной и теперь стоял, опираясь ладонью о косяк. Я невольно засмотрелась на него: босого, обнажённого по пояс. Пуговица его джинсов была расстёгнута, тёмная дорожка волос, убегающая под них, так и манила дотронуться до его живота, провести кончиками пальцев.

— Понятия не имею, — ответила честно.

Уголок его рта дёрнулся. Процедив себе под нос что-то грубое и не особо разборчивое, он вернулся в ванную и вышел уже с перекинутым через шею полотенцем.

— Ты куда?

«Привязанная» к капельнице, я поднялась с постели и взялась за штатив.

Денис остановился, посмотрел на меня и приказал:

— Вернись в постель. Нечего скакать, да ещё и с этой штукой. – Подошёл ко мне сам и, положив ладонь на плечо, мягко провёл до запястья. Перевернул мою руку ладонью вверх и коснулся тыльной стороны.

От его лёгких, не таящих в себе никаких намёков касаний, дыхание у меня перехватило. Я стояла рядом с ним и не могла ни пошевелиться, ни что-либо сказать. Ни единого звука. Он тоже молчал. Только поглаживал мою руку и смотрел в глаза. Раздумывала ли я хоть мгновение перед тем, как согласиться стать его? Нет. Потому что и так принадлежала ему. Всегда. Я могла быть кем угодно, принимать какие угодно решения, но принадлежать могла только ему.

— Значит, пока смерть не разлучит нас? – спросила тихо.

— Пусть только попробует, — отозвался он без намёка на усмешку.

Качнув головой, я высвободила руку и всё-таки сделала то, чего так хотела – дотронулась до его живота, до дорожки, убегающий под пояс джинсов. Почувствовала, как Дэн напрягся, глаза его мигом потемнели.

— Тебе не кажется, что это нам будет мешать? – прижав мою ладонь к животу, кивнул на капельницу.

Я в последний раз коснулась его и убрала ладонь. Спорить с ним было трудно, да и новый день, заглянувший в окно тусклым рассветом, принёс с собой обычную для больниц и клиник суету. То и дело из коридора слышались голоса, то размеренные, то суетливые шаги.

— Пожалуй, — коротко выдохнув, согласилась я. – Так куда ты собирался?

— Раздобыть для нас что-нибудь. – Взяв за подбородок, он быстро поцеловал меня в губы.

При мысли о завтраке я едва не застонала. Горячий чай, ржаной хлеб с тонким ломтиком сыра…

— Думаю, если ты пойдёшь в таком виде… — не выдержала и снова коснулась его груди.

Денис усмехнулся.

— Иди, — отступила назад. – И если они нас не накормят… — Посмотрела на него многозначительно и, присев на край кровати, подтянула к себе капельницу. – Денис… — позвала, когда он почти дошёл до двери.

Дэн обернулся, посмотрел с вопросом.

— Сладкий чай хочу. И бутерброд с сыром. И ещё… Я люблю тебя.

— Доброе утро, — сказал отец, войдя в палату.

Увидеть его так рано я не ожидала. Вернувшийся несколько минут назад Дэн принёс полный поднос еды: каша, отварное мясо, сыр, чай… Поначалу мне показалось, что этого может хватить на несколько дней. Но стоило приняться за кашу, голод, что я испытывала, стал ещё сильнее. С ожесточением отхвативший кусок от огромного бутерброда Денис отхлебнул чай. Если уж я настолько проголодалась, что было говорить о нём?

— Доброе, — я зажала чашку в ладонях.

Судя по тому, как заходили желваки на скулах отца, по его взгляду, увиденное ему не понравилось. По-прежнему обнажённый по пояс, Дэн сидел рядом со мной. Коротко кивнул и, сунув в рот остатки бутерброда, поднялся. Сделал большой глоток чая и поставил чашку на тумбочку.

— Я подожду в коридоре, — проговорил он сдержанно, обращаясь ко мне. Взял брошенное на постель полотенце.

— Не спеши, — бросил отец, когда Дэн поравнялся с ним. – Ты нужен мне тут.

— Нужен тут? – губ Дэна коснулась презрительная усмешка. Он смерил отца взглядом, яснее всяких слов говорящим о том, что он думает, но всё же задержался.

— Да, — отец смотрел на него примерно так же.

Денис был немного выше его. Импульсивный, взрывной, поджарый, смертельно опасный для тех, кого он считал своим врагом. В последнем они с отцом были схожи.

Глядя на них, я ждала, что будет дальше, но вмешиваться не спешила. Что-то подсказывало мне, что наряду с различиями, много в них и общего: та самая непримиримость, таящаяся внутри.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Сунув руку в карман, он достал болтающийся на широком кольце серебристого цвета автомобильный брелок. Помедлил, а после протянул Дэну. Брать их тот не спешил. Посмотрел на брелок, потом на отца.