Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 2007 году Гвен Ифилл из передачи PBS NewsHours сделала подборку критики рейтингов и провела интервью с главным редактором U.S. News Брайаном Келли. Она спросила, можно ли считать номер журнала с рейтингом вузов «маркетинговым инструментом… чем-то вроде выпуска Sports Illustrated с девушками в купальниках?» Келли ответил: «Знаете, безусловно, мы занимаемся бизнесом. Мы — журналистская организация, журнал, но при этом мы зарабатываем деньги. Мы продаем журналистские материалы, которые производим, и не стесняемся об этом говорить… Но когда рейтинг опубликован, дальнейшее не в наших руках»[204]. Ифилл метко сравнила номер рейтингом U.S. News с ежегодным «пляжным» номером Sports Illustrated. В обоих случаях от этого единственного номера зависит финансовое благополучие всей журнальной франшизы[205].
Как и Ллойд Таккер, Боб Стернберг — профессор, специалист по развитию человеческого потенциала в Корнелльском университете, — стремится исправить систему. Он разработал теорию успешного разума, которая намного шире теории общего умственного развития, основы аналитической оценки SAT. Стернберг много лет изучал стандартизированные тесты и их применение в процессе приема в вуз, а также работал деканом по науке и искусствам в Университете Тафтса и проректором в Оклахомском университете. Вот что он говорит: «Обычно две трети подающих документы в избранные университеты подходят по успеваемости. Принять решение исходя из разницы между 710 и 730 по SAT и 3,7 и 3,9 GPA несложно. Но если смотреть на результаты SAT и отметки, сделать общество лучше не получится».
Стернберг и его коллеги за много лет разработали целый ряд методов оценки: Rainbow, Kaleidoscope, Panorama (в зависимости от кампуса, в котором они применялись). Они отражают широкую теорию умственных способностей, которая учитывает не только аналитические навыки, измеряемые SAT, но и творческие способности, практичность и здравый смысл, а также мудрость и этичность. При поддержке College Board тест Rainbow был опробован примерно на тысяче учащихся. Результаты показали, что этот тест в два раза лучше, чем SAT, прогнозирует успешность студентов на первом курсе. Снизились и различия в результатах между этническими группами. Данные были настолько многообещающими, что появились в передовой статье в лучшем в своей области журнале[206]. Однако затем College Board свернул поддержку проекта, аргументируя это тем, что тест Стернберга невозможно будет использовать масштабно, на общенациональном уровне.
Ларри Момо — директор по подготовке к колледжу в элитной специализированной нью-йоркской школе Trinity и бывший декан по приему в Колумбийском университете. Он очень устал от этой системы[207]. Момо хочет изменить сам процесс приема. «Когда абитуриента рассмотрели с точки зрения успеваемости и признали проходным, может быть, стоит отложить результаты экзаменов и принять решение исключительно на основании других факторов? Если средний балл абитуриентов в этом году снизится — что из того?»
Такого рода изменения под силу лишь самым именитым колледжам, бренд которых не пострадает от снижения среднего результата SAT у поступивших. Но на эту тему можно написать очень много.
Порочная система экзаменов SAT — лишь часть неправильных принципов приема в колледж, из-за которых огромным богатством учебного процесса жертвуют ради результатов тестов, а здоровое детство и развитие молодого человека приносят в жертву ложным, искаженным идеалам. Билл Дересевич пишет: «Все сводится к следующему: ценой счастья наших детей элита купила себе несменяемость. Чем больше препон ставят перед детьми, тем дороже стоит их преодолеть и тем меньше семей может себе это позволить. И чем больше дети прыгают через барьеры, тем они несчастнее… Богатые думают, что ставят подножку чужим детям, а в итоге рушат жизнь собственным»[208].
Система неисправна — наши дети отдают свое детство в залог. Но так быть не должно. Есть другие варианты и способы, которые мы обсудим в частях III и IV. Нам придется очень много сообща работать над изменениями — ради наших детей и ради нас самих.
Дэр Уильямс — одна из моих любимых певиц. Ее произведения — миниатюрные истории, реалистичные и захватывающие, и она замечательно играет на гитаре. Я напевала песню The One Who Knows сотни раз, но мне все еще сложно дается приведенный выше последний куплет. Родительская любовь — пронзительная, жаркая и прекрасная. Не верится, что можно вынести момент, когда дети покинут родной дом, не говоря уже о том, что иногда мы даже не будем знать, где они. И тем не менее мы подарили им жизнь, а жизнь надо прожить.
В конце концов, мы млекопитающие. Да, мы носим одежду и пользуемся мобильными телефонами, но тем не менее. В дикой природе наши братья меньшие ухаживают за потомством ровно до тех пор, пока оно не сможет постоять за себя, и независимо от продолжительности этого периода — недели, месяцы или годы — в какой-то момент детеныш становится самостоятельным. В сущности, задача родителя — прекратить заниматься потомством, как только оно получает возможность благополучно жить и растить следующее поколение. Это наш биологический императив. Однако наши соседи по планете намного лучше умеют отпускать детей, чем мы.
Конечно, мы уже давно не живем в дикой природе, и нам повезло, что наша собственная смертность и смертность потомства в XXI веке перестала быть главным стимулом поведения зажиточных и богатых американцев. Да, в мире страшно. Нависла угроза терроризма, с экономикой не все в порядке, средний класс сокращается, чтобы получить хорошую работу, приходится отучиться в колледже, многие стонут под бременем студенческого займа, и сложно предсказать, какие профессии обеспечат успех в постоянно меняющейся экономике, основанной на информации и технологиях. Есть очень убедительные причины — от экономического спада до головокружительного уровня безработицы и дороговизны, — чтобы обеспечить повзрослевшим детям определенную финансовую поддержку, пока те не встанут на ноги, и с помощью наших связей и знаний помочь им устроиться на работу, а в трудную минуту позволить вернуться домой.