кузов, а две другие могли похвастаться полным или частичным отсутствием колёс. Вглубь деревни мы решили не заходить, так как там, скорее всего, смогли бы обнаружить человеческое присутствие, а вместе с ним и ненужные никому проблемы.

На следующий день после возвращения с вылазки, я с Томирис вспомнили про брошенный нами кадиллак, на котором мы возвращались на ферму после нашей первой и до сих пор остающейся единственной вылазки в город. Сразу же было решено проверить его состояние и – бинго! – хотя автомобиль напрочь отказывался заводиться, Маршал остался очень доволен этой находкой. Он сказал, что хотя и не быстро, но сможет заставить этот металлолом работать на нас, и эта призрачная надежда обрадовала меня больше, чем реальная коза с полным выменем молока. Во время второй недели марта, на следующий день после холодного, проливного ливня, бушевавшего полтора суток, мы запрягли двух лошадей и при их помощи дотащили кадиллак до фермы, закатили его в амбар. С тех пор Маршал днями не выходит из амбара, а мы все как будто замерли в ожидании: я дважды в день медитирую, гладя козу; Рагнар медитирует, глядя на Томирис; Томирис медитирует, не глядя на Рагнара; Кайя просто наслаждается каждым днём, всё чаще предпочитая всю нашу меланхолично-хмурую компанию медитаторов более весёлой и действенной компании Маршала. Кайя крепко сдружилась с Маршалом, как могла бы дружить с отцом, и это кажется мне очень милым – Маршал для нее действительно важен. Он вообще самый важный член нашей команды – эта мысль отчего-то вызывает у меня улыбку. Пропаду я – больше всех расстроятся Томирис с Маршалом; пропадет Томирис – больше всех расстроимся я с Рагнаром; пропадёт Рагнар – больше всех расстроится Маршал, и он же больше всех расстроится, если пропадёт Кайя; пропажа же Маршала стала бы одинаковой катастрофой для всех нас, но, боюсь, для меня это было бы наподобие собственной пропажи. Под пропажей я подразумеваю смерть.

Отдав Кайе алюминиевое ведро с парным козьим молоком, я забрала из её рук расписную тарелку с двумя свежими бутербродами для Маршала и Рагнара, которые сегодня заняты тем, что прикрепляют к крыше кадиллака панель солнечной батареи, цель которой – двигать автомобиль без остановок на дозаправку. Мероприятие тяжелое, ведь кадиллак прежде работал исключительно на бензине, так что от успеха этой затеи Маршала сейчас зависит вся наша дальнейшая судьба: если до начала лета он не сможет завести автомобиль – мы выдвинемся в сторону Аляски на конях. Скорее всего, план именно таков, хотя мы его еще не обсудили толком.

Направляясь в сторону амбара, я рассматриваю фирменные бутерброды Кайи. Тостовый хлеб, упакованный в полиэтиленовую обертку, может не портиться годами, как и многие другие продукты, в состав которых входят сомнительные добавки. Но именно благодаря этим сомнительным добавкам мы всё ещё не столкнулись с голодом, так что на что на что, а на качество нашего питания я не жалуюсь. Для бутербродов у нас всё ещё хватает и хлеба, и ветчины, и масла с сыром. Вот только конкретно мне недостаёт свежей зелени. Можно было бы организовать теплицы для выращивания зелени – в подвале дома нашлись приличные запасы семян огурцов, помидор, болгарского перца, кабачков, баклажанов, тыкв, капусты, а еще три вида салата, десять видов пряных трав, лук и чеснок, четыре вида бобовых, свекла и еще какие-то корнеплоды. Вырастить такой урожай в теплицах и законсервировать на зиму пару сотен литровых банок, сейчас бесцельно пылящихся на амбарном чердаке, а еще развести цыплят, из которых выросло бы отличное мясо – и мы бы всю следующую зиму не задумывались о пропитании. Но оставаться на ферме мы не планируем, так что и семена не трогаем, и на двух подозрительно квохчущих несушек, якобы согласных сесть на яйца, не обращаем внимания. На что я в этом году действительно надеюсь, так это на сезонные дары природы: лесные грибы, ягоды и орехи, дикорастущие или заброшенные яблони, груши, черешни… От одной только мысли о фруктах мой рот наполняется слюной. Доживём до лета – сходим в одно место в лесу, где растут две дикие яблоньки, о красоте которых в конце зимы рассказывала Томирис.

Думая о яблонях и яблоках, я подошла к амбарным воротам и сразу же вздрогнула, и непроизвольно замерла от совершенно неожиданного, давно желанного и одновременно пугающего звука: в момент, когда я оторвала взгляд от тарелки с бутербродами, сидящий в салоне кадиллака Рагнар дернул самодельный механизм, а Маршал что-то провернул под капотом, и кадиллак отреагировал на всё это действо дерзким, урчащим звуком!

Резко вынырнувший из-за приоткрытого капота Маршал, довольный и измазанный в мазут, встретился своим сияющим светлым взглядом с моим ошеломлённым и выпалил:

– Получилось!

Глава 2

Рагнар с Томирис ушли в дом Джерома и пропали там, а Кайя начищает все имеющиеся в доме рабочие часы, так как она является не только ответственной за ведение календаря, но и своеобразной хранительницей времени. Маршал обожает подшучивать над девчонкой, а мне сегодня хочется немного тишины, так что, оставив их наедине, я вышла на улицу и, удобно расположившись на ступенях крыльца, стала наблюдать за появлением первых звёзд на серо-сиреневом небосводе. Не прошло и пяти минут, когда за моей спиной послышались знакомые, тяжелые шаги, способные одним своим звучанием вызывать в моей грудной клетке мурлыкающее чувство, подобное смеси уверенного спокойствия с необоснованным счастьем.

Маршал расположился слева от меня и в следующую секунду протянул в моём направлении большую, дымящуюся кружку, выполненную из керамики и окрашенную в мой любимый цвет. Приняв её и пригубив, я мгновенно ощутила на языке сладость, а на душе бархат: какао с молоком и одной ложкой мёда, как я люблю.

– Красивое окончание продуктивного дня, – тихим грудным баритоном проговорил мужчина, подняв свой взгляд к сгущающимся краскам небес. – У нас теперь есть работающая машина. Как я и обещал. Какие ощущения?

– Радость и ужас одновременно, – я одарила собеседника неоднозначной ухмылкой. – Нам придется покинуть безопасное гнездо… – при этих словах я невольно закусила нижнюю губу, а большой палец сильнее прижала к горячей кружке, как будто хотела ощутить отрезвляющую боль.

– Я скажу лишь раз: если хочешь, мы можем остаться здесь и не рисковать.

– Это больше нас. Мы не можем не попробовать.

– Понимаю. Не сомневался, что ты скажешь именно это.

– А ты бы остался? – я поспешно перевела взгляд на своего собеседника, желая уловить на его лице больше, чем он скажет мне словами. Моему взору предстал его профиль, красиво высеченный, словно у древнегреческой скульптуры, изображающей подвиг мифического героя. Густые брови этого героя вдруг сдвинулись к ровной переносице,