куда бы мы дели столько мяса? Оно, наверное, несъедобное, конь-то небось старый и потом пахнет.

– Съедобное, – посматривая на свой карабин, заговорил Дубовик, – такие обжоры, как вы, съели бы за милую душу и сказали бы – мало. Вон Стасу как раз надо много мяса, он же говорит, что ему еды не хватает. Этих лошадей, может, для этого и держат. Теперь в совхозе, видишь ли, мясное направление, или, как говорит главный зоотехник, «специализация». Их и без нас скоро всех порешат. Это, наверное, и есть тот самый табун, о котором говорил Костя. Вообще-то раньше мне казалось, что якутские лошади не пасутся такими огромными табунами. А ты почему не стрелял? – окончательно придя в себя, спросил он Антона, по-прежнему молча стоявшего рядом.

Будто ничего не произошло, парень спокойно смотрел по сторонам. Только сейчас он вспомнил, что у него так же, как у коллеги, есть карабин, который тоже можно было направить на дикарей, угрожавших их жизни.

– Да я о нем просто забыл, – признался он честно. – В тот момент все вылетело из головы. Он у меня к седлу привязан, я все равно бы не успел. Хотя…

Непроизвольно он сделал шаг в сторону своего передовика, у которого был его карабин. Дубовик удивленно посмотрел на парня и с горечью покачал головой:

– Ну, ты даешь!.. Карабин к седлу привязал и идёшь себе, как по проспекту. Где же ты такое видел? Таких умников, как ты, медведи очень любят. К твоему сведению, огнестрельное оружие нам дали не для маскарада, а для отпугивания хищных зверей – вот и используй его по назначению. Может, уже надоело или очень тяжелое?

Глава 20

Стирка в горном ручье

Придя в себя после нервной встряски, перегонщики двинулись дальше. Долина Тарына вскоре сузилась, и тропа пошла прямо по берегу. Пожар сюда не прошел. Повсюду стрекотали кузнечики, летали бабочки, с сочной зеленой травы поднимались полчища комаров и гудящим облаком висели над людьми и животными. В этом месте Тарын совсем не походил на тот, каким его видели выше. Казалось, что это другая река. Она бурлила на перекатах, с грохотом била в лежавшие на пути валуны. Увидев воду, лошади будто ожили.

– Давай ко мне, – махнул рукой Дубовик. – Надо лошаков попоить, а то они уже рты пооткрывали, дышат, как загнанные. Того и гляди упадут.

Протащив свою связку по мелкой воде вверх по течению, он остановился. Лошади подождали, пока осядет поднятый со дна песок, дружно принялись за питье. Было видно, что их давно мучит жажда. Пили они долго, но не захлёбывались от нетерпения, как некоторые животные, а медленно, словно процеживали воду через фильтр.

– Видите, не в пример нам, грязь не собирают, – затолкав за ремень повод, Александр опустился к воде. Вдоволь напившись, он сказал:

– Я вообще-то стараюсь на переходах не пить и вам советую. А то после водопоя начинаешь лаять на воду, останавливаешься возле каждой лужи и хлещешь до посинения. Но тут, сами понимаете, особый случай, – добавил он, словно оправдываясь, – так что пейте себе на здоровье, пока пьется…

Вода показалась Антону голубой, как небо, и была сладковатой, точно подслащенный квас или свежевыжатый сок. Он пил, пил и все не мог оторваться. Потом стал набирать воду в пригоршни и плескать себе в лицо. Холодная вода потекла по груди, намочила рубашку, а парень только покряхтывал от удовольствия и продолжал.

– Мужики, благодать-то, какая! – поливаясь, кричал он в восторге. – Такое возможно только в сказке. После выжженной земли, покрытой толстым слоем золы, мы пришли к чистейшему горному источнику.

Наледь, которую ждал Дубовик, геологи так и не увидели. Вскоре по берегу пошел густой лес. Лиственницы были высокими и пушистыми, поэтому давали плотную тень, укрывавшую от жары. Наступила долгожданная прохлада.

«Теперь и наледь нам не нужна, – думал Александр с удовлетворением, – и так хорошо. А, впрочем, куда же она делась? Может, была в той широкой долине, где мы встретили табун? Место вроде подходящее. А вообще, если бы она там была, мы бы все равно увидели. Значит, наледь мы еще не проходили. Хотя кто знает: возможно, в природе что-то поменялось, и она растаяла. Нет, скорее всего, изменился режим реки, и она больше не замерзает. Впрочем, мы должны встретить еще одну наледь. Жаль, что она не показана на карте».

Тропа петляла по кустарнику, густому лесу и пересохшим промоинам. Иногда обрывалась, теряясь на мари, и выныривала в стороне от того места, где ее искали. Чаще приходилось идти совсем без тропы. К концу дня перегонщики перешли реку и свернули в долину боковой реки, впадавшей слева. По ней они должны были подойти к Снежному перевалу, лежавшему на высоте более полутора тысяч метров в горной цепи отрогов Большого хребта.

Из-за низко повисших свинцово-серых туч стало темно. Разгулявшийся ветер гнал их вперед – туда, куда шли геологи. От всполохов разыгравшейся вдали молнии небо загоралось ярким светом и тут же гасло. После ярких вспышек временами казалось, что наступила темная ночь, поглотившая все живое.

Не дожидаясь, когда польёт дождь, геологи остановились. Быстро поставили палатку, перетащили в неё спальники и радиостанцию. Остальной бутар накрыли потрепанным брезентом. Чтобы его не сдуло, сверху и с боков придавили камнями и жердями. Пока все ставили лагерь и занимались с хозяйством, Дубовик вскипятил чай, сварил суп и, закончив все приготовления к ужину, позвал к столу.

Стас с ходу приземлился на руки возле эмалированной миски с желтым ободком вверху, которая была не намного больше других.

– Ты как цирковой акробат, все с фокусами, – одёрнул его начальник. – А если бы пролил?

– По-моему, он больше похож на клоуна, – располагаясь возле клеенки, на которой Дубовик накрыл ужин, сказал Роман. – Нам не хватает только арены, а зрители вот они – мы с вами.

– Сам ты клоун, – огрызнулся Стас, почувствовав собственную значимость, – это тебе надо выступать в цирке.

В последнее время он все больше недолюбливал Романа за предвзятое отношение к своей персоне. Ему казалось, что тот постоянно подшучивает над ним и даже подставляет. Взгляд Дубовика упал на Антона, разматывавшего провод антенны. Когда его позвали, тот