– Извини меня, Мир, конечно, иду! Я очень рада тебя видеть, очень, я молилась за тебя! – вытирая слёзы и шмыгая носом, сказала мать, уходя на кухню.

– Не извиняйтесь, не за что! Спасибо вам, огромное спасибо!

– Давай разувайся, Мир, проходи в комнату! Мы знали, что ты уже в городе, ждали! – приглашал отец Алекса.

Мир вошёл в комнату и присел рядом с отцом друга на диване. Перед ними стоял большой стол, на котором стала появляться еда, приносимая мамой Алекса. В очередной заход с угощением та поцеловала Мира в лоб, крепко обняв, и опять исчезла на кухне. Постепенно она успокоилась, сумела усмирить свою печаль. Отец молча разлил крепкое по рюмкам, и они с Миром, выпив, закусили. Отец тут же налил по второй, и они вновь опрокинули рюмки.

– Ну как ты, Мир? – после затянувшегося молчания спросил отец.

– Нормально, – ответил Мир. – Вы-то как?

– Да что с нами будет! Самое страшное мы уже пережили. Дальше живём, куда мы денемся. Ты лучше скажи, что дальше делать собираешься? Хотя я понимаю: рано ещё, отдохнуть надо, подумать, собраться с мыслями!

– Работать буду, а что ещё делать?

– Вот это правильно, молодец! Это по-нашему! Не торопись, отдохни – и, как надумаешь, давай к нам обратно. Парень ты рукастый, я же помню, ох как нам такие нужны! – сказал отец Алекса, по-прежнему работавший бригадиром.

– Человек только вернулся, а ты его уже в работу запрячь хочешь! – возмутилась мама друга. Принеся очередные тарелки с едой, она присела напротив них на стул. – Давай лучше и мне налей, старый дурень, всё только о работе и думаешь!

– Да я так, в общем… Никто же парня не торопит! – оправдывался отец, разливая крепкое уже по трём рюмкам.

Мир слушал, смотрел на них – и такое приятное тепло наполняло его душу! Он был среди родных ему людей, для полного набора лишь бабушки не хватало. А он так боялся сюда идти, переживал! Они выпили ещё. Миру ещё больше похорошело, он расслабился и словно прирос к этому дивану, настолько мягко и комфортно было сидеть на нём. Его лицо расплылось в улыбке. Родители Алекса много разговаривали с ним, стараясь не затрагивать тему войны, хотя по глазам отца было видно, что именно о ней он много чего хочет спросить, но присутствие супруги сдерживало его.

Зазвонил звонок: это пришла в гости сестра Алекса с мужем и сыном. Вновь объятья, слёзы… Сели за стол. Непоседливый племянник Алекса не отставал от дяди Мира с вопросами:

– Дядя Мир, а много ты врагов убил?

– Нет, немного! – ответил тот.

– А сколько тогда? – не унимался парнишка.

– А я не считал! Лучше скажи мне, ты уже с девочкой какой-нибудь дружишь? – увильнул от ответа на вопрос Мир. Неожиданно он заметил за собой интерес к детям и даже умение общаться с ними, чем ранее не мог похвастаться ни на грамм в отличие от своего друга Алекса.

– Хм, дружишь! Больше делать мне нечего, скажете тоже, дядя Мир! Вообще-то мне уже две девочки в любви признавались! – ответил юный сорванец.

– Да уж, ты истинный племяш Алекса! – произнёс Мир, восхищённо глядя на мальчишку.

Все улыбнулись. А следом слёзы накатились на глаза каждого. Потом много ели, пили, болтали. В какой-то момент к Миру подсела сестра Алекса, рассказав ему между делом о судьбе Надежды, которая уезжала в большой город. Замуж вышла за какого-то рыжего прощелыгу. Родила дочь. У них не сложилось, прощелыга их бросил. И они с дочкой вернулись в родной город. Миру интересно это было услышать, но сердечных волнений по этому поводу он не почувствовал. Когда проводили семью сестры Алекса, собрался уходить и Мир. Следом за ним на улицу вышел отец. Не отвертеться ему теперь от болезненных вопросов, подумал про себя Мир. Так и случилось. Немного отойдя от двора дома, они присели на лавочку.

Отец спрашивал, Мир отвечал. Он поведал всю трагичную историю гибели их сына. И только во время рассказа вспомнил о записной книжке Алекса, которая была у него во внутреннем кармане куртки. Достав её, он вручил её отцу друга. Тот посмотрел на неё и зарыдал – возможно, впервые в жизни. Как же сумрачно было на душе у обоих! Мир тоже не смог удержаться от слёз. Наконец они крепко обнялись и разошлись по своим домам…

* * *

Пробыв пару недель в родном городе, нарастив на бабушкиных харчах и стряпне бока и изрядно подустав от отдыха, Мир решил устроиться на работу. Но идти работать к отцу Алекса не хотелось: почему-то не лежала душа. Он случайно наткнулся на объявление, где набирали строителей в командировку на объекты, расположенные на территориях, разрушенных войной. Вот это его заинтересовало, этого он и хотел. Ба, конечно, расстроится, что он опять уедет, подумалось ему, но что поделать, если его так тянет куда-то. Зачем? Вот это и надо было проверить.

«Он уедет и будет строить и строить, пахать, как ломовая лошадь, он будет созидать, создавать с неистовым упорством муравья, чей муравейник некогда разрушил муравьед, сожрав добрую часть его соплеменников. И только неизбежная встреча с этими нейлоновыми стяжками будет сбивать с ритма трудоголика-муравья, возвращая его во времена хаоса, войны, искалеченных судеб, человеческой боли и страданий, среди которого он обрёл тогда свой кусочек извращённого счастья. Или любви, будь она неладна, если она вообще существует. Или пускай она всё же существует, такое невозможно отменить, она нужна, порою сильно, но только, умоляю, не в той форме и обстоятельствах, что случились у меня тогда…»

Мир проснулся весь в поту. Ему приснился смутный, тяжёлый, тревожный сон, будто он что-то записывает в записную книжку Алекса. Вот и будильник зазвенел. Прошло больше полугода, как Мир мотался, находясь в командировке, по местам, где совсем недавно была война. А мысли и даже сны о своей пленнице никуда не делись. Он познакомился с нужными людьми, и они узнали адрес, где проживают мать и сын Мелы. Он даже сделал запрос на встречу с арестанткой, ему ответили, что ждать придётся полгода. Сегодня у Мира был редкий выходной, и он решил использовать его для поездки к родным Мелы, благо по стечению обстоятельств посёлок этот был недалеко от их строительного объекта. Мир нанял такси и уже через час был на месте. Не доезжая до нужного дома, он попросил таксиста остановиться и ждать его здесь. Сам же, прихрамывая, дошёл до адреса: это был старенький двухэтажный обшарпанный многоквартирный дом с детской площадкой перед ним. На скамеечке сидели две женщины: одна – среднего возраста, с длинными, чёрными как смоль волосами, местами покрывшимися редкой сединой; другая постарше. В чертах первой Мир сразу признал мать Мелы. На площадке играла троица детей: двое в песочнице, а мальчик постарше, с каштановыми волосами, дико раскачивался на качелях, выжимая из них по максимуму:

– Ба, смотри, как я могу! Ба, смотри!

– Голова ты озорная, куда ты так, разобьёшься ведь, а ну немедленно прекрати! – отвлёкшись от разговора с соседкой по скамейке, прокричала «ба» внуку.

– Ба, да я аккуратно!

– Быстро, кому я сказала! Давно тапкой по попе не получал?

– Ну ба! – возмущался мальчуган, умерив прыть на качелях.

У такой не забалуешь, подумал Мир, наблюдая за ними и не зная, что делать дальше. Он долго настраивался, собираясь приехать сюда, чтобы поговорить с мамой Мелы. Хотел расспросить её о многом, а теперь вот стоял, как шпион на слежке, только с ватными ногами, которые не хотели идти дальше, и помутневшей головой. Но раз приехал, надо идти! Отдав самому себе такую команду, Мир шагнул к дому с заготовленной примерной речью и вопросами, которые он прокручивал в голове.

– Здравствуйте, вы из квартиры номер четыре? – спросил он сбивчивым голосом, подойдя к скамейке, где сидели женщины.

– Да, я из этой квартиры, у вас какой-то вопрос? – прозвучал уверенный ответ матери Мелы – похоже, человека волевого. Сидящая рядом бабушка с интересом посмотрела на незнакомца.

– Да, у меня вопрос. Я из фонда помощи. Мы знаем, что вы находитесь в трудном материальном положении, потому что