– Не знаю!

– И я не знаю, и легче от этого мне не становится! Всё дерьмово, всё очень дерьмово! Жить здесь – всё равно что не жить!

– Да, вижу! – после затянувшегося молчания согласился Мир.

– Ну а ты-то сам как, мой уродливый красавчик? Неужели девушку себе достойную найти не смог? Ко мне припёрся – изгою общества… Самому-то не стрёмно?

– Как-то так, не сложилось пока!

– А я-то тебе зачем?

– Не знаю, за ответами вот приехал, наверное! – пожав плечами, ответил Мир.

– Милый, за какими ответами? Живи, радуйся жизни, балдей, наслаждайся! Со мной уже точно не получится! Что у нас там было-то? Ну, потрахались там пару раз, да и всё! Жили счастливо и долго – это уже не про нас! Ты же меня отпускать не хотел, ты же меня сюда гнить и отправил, разве не так? – вновь раздражаясь и злясь, повысив тон, сказала Мела.

– Я по-другому не мог, всё по закону!

– Не мог он! По закону, видите ли! Да я уж, наверное, поняла, что не мог: мягко говоря, было время подумать, обсудить на досуге! Как там говорят? Сделал дело – гуляй смело! – с кривой улыбкой самоиронии сказала Мела, сбавляя тон и эмоции.

– Может, я чем-то могу помочь, что-то сделать? Твоей маме, сыну, что-нибудь?

– Мама моя меня знать не желает, не простила! Я пишу ей письма, она мне не отвечает! Я даже не знаю, читает ли она вообще их! А сын мой… Мой ли он вообще сейчас? Вырос, поди! Меня сейчас спроси – я даже не смогу его вспомнить, вспомнить, как он выглядит! Покажи его мне сейчас – и я уверена, что не узнаю! Кто я теперь? Никто. Кому я нужна? Никому. Способна ли я даже что-нибудь чувствовать – не знаю! Способна ли? – произнесла Мела и, схватив Мира рукой за затылок, впилась в его губы своими.

Волнения страсти охватили обоих. Мела встала со стула и присела на стол, Мир стоял над ней, крепко обнимая, и они упивались ненасытным поцелуем. Его руки скользнули под арестантскую робу и сжали её упругие груди. Она обхватила его бёдра ногами, одной рукой сжимая его голову, другой обвивая спину.

– Возьми меня, свяжи меня! Хомут стяни, как раньше, ведь взял с собой? – жёстко потребовала Мела, оттолкнув Мира от себя. Развернувшись, она упала грудью на стол, а руки свела за спиной.

– Зачем так? Не брал я ничего! – недоумевал Мир, переполненный возбуждением и желавший продолжать начатое, но партнёрша отмахнулась.

– Свяжи, я сказала, по-другому не будет!

– Связать зачем? Мне нечем, что ты творишь?

– У тебя ремень на штанах, снимай бегом, вяжи, кому я сказала! – ответила Мела и, развернувшись к Миру, одной рукой ухватилась сквозь штаны за возбуждённый пенис, другой попыталась снять ремень.

«Это сумасшествие какое-то!» – промелькнуло в голове Мира. Он не знал, как быть, но хотел её и, поддавшись её правилам игры, снял с себя ремень. Вновь упав грудью на стол и сведя руки за спиной, Мела скомандовала:

– Вяжи мне руки, вяжи, чтоб всё было как раньше, я так хочу! Давай уже быстрее! Свяжи и трахни, трахни меня!

Интуитивно повинуясь, Мир быстренько намотал на её руки свой ремень. И попытался выполнить её просьбу. Но всё желание пропало. Он так не хотел. Он так не мог.

– Что ты там возишься? – возмутилась Мела, но тут до неё дошло, что всё кончено, продолжения не будет. Она выпрямилась, подняв штаны; кое-как накрученный на её руки ремень чуть не упал на пол. Ухватилась за кончик скользящего по её руке ремня, со всей силы оттолкнула от себя Мира и следующим движением замахнулась на него ремнём. В эти мгновения в ней проснулись, яростно ожили все бесы и демоны, всё это время ждавшие подходящего момента. Мир, сыграв на опережение, успел схватить запущенный в него его же собственный ремень, но другой конец, с бляхой на конце, сильно ударил по лицу. Превозмогая боль, он вырвал из рук Мелы злополучный предмет гардероба.

– Что, сволочь, не можешь? А там ведь мог! Я же тебе говорила, сука, отвяжи меня, освободи мне руки, там, на пшеничном поле! Почему ты этого не сделал, почему? – неистово прокричала Мела.

Её крики услышали надзиратели за дверью и ворвались в комнату с дубинками в руках. Мир стоял на месте как вкопанный, оглушённый и ошарашенный. Надзиратели кричали, требовали, ещё громче их кричала Мела:

– Сука ты, сука, я так долго вспоминала твою рожу, где я её видела раньше! И я вспомнила, сука, я вспомнила! Я видела её в прицел снайперской винтовки, ты меня слышишь! Ты был моей целью, слышишь, ты меня слышишь, гад, но там была эта довольная физиономия другого парня, он там улыбался, всех веселил. Как же меня взбесило это, и я выбрала его вместо тебя, ты меня слышишь, сука, сволочь! Я выбрала его!

Мир всё слышал, пространство вокруг его как будто покрылось туманом, голоса доносились эхом откуда-то издалека. Ответы на вопросы пронеслись пронизывающим, покалывающим звуком сквозь уши и сознание Мира, делая ему больно. «Ответы, ответы!» – кто-то кричал издалека!

Надзиратели уронили буйную арестантку на пол, защёлкивая наручники на её руках. На подмогу пришёл ещё один надзиратель. А Мир всё стоял на месте не шелохнувшись.

– А ещё ты, сволочь, должен знать: я была беременна! И я сделала аборт, потому что не должно быть детей от таких, как ты! Не должно! Как я вас всех ненавижу, чтоб вы все сдохли, ненавижу, мрази! Ненавижу!

Это бесконечное «ненавижу» всё глуше слышалось, исчезая где-то в глубинах коридоров тюрьмы, и наконец звук уже не в силах был донестись до комнаты свиданий. Оставшаяся в ней надзирательница проводила Мира.

Такое же серое небо встречало Мира на выходе из тюрьмы. Хорошо хоть, снег и дождь перестали падать сверху. Двери за ним со скрежетом закрылись. Стая воронья, прокаркав, пролетела мимо. Вдыхая свежий прохладный воздух, Мир вспоминал своё детство. Какие же хорошие были времена, беззаботные…

Всё будет хорошо!

Эта печальная история могла бы так и закончиться. Но пути господни неисповедимы, как и помысли людские. Один умный и даже мудрый, судя по всему, человек сказал, что самый большой грех – это равнодушие. Так вот, в этот день этому греху не суждено было случиться. Дверь тюрьмы за спиной Мира вновь со скрежетом открылась, и оттуда появилась та самая надзирательница, что провожала его до комнаты свиданий.

– Эй, парень, не ушёл ещё? Подойди сюда! – прокричала она Миру.

– Не ушёл, что случилось?

– Вот тебе бумажка, я тут записала и имя, и городок, и дату прибытия туда живой посылочки! В этом городке детский дом, он один там, найдёшь, если захочешь!

– Это что? Извините, я не совсем понимаю вас. Что тут написано? – растерявшись до заикания, начал спрашивать Мир.

– Это имя её – Вика, Викуся, а если ещё точнее, Виктория! Эта дура не делала аборт, она дочь родила, потом от неё отказалась, теперь понятно?

У Мира перехватило дыхание, закружилась голова, он попытался выхватить из рук надзирательницы бумажку, но его пальцы никак не могли сомкнуться там, где надо, так как в глазах задвоилось.

– Стой, стой, парень, ты чего? – подхватив поплывшего Мира, испугалась надзирательница.

– Всё, я норм, всё хорошо! – приходя в себя, ответил Мир, глубоко дыша и восстанавливая сбившееся дыхание.

– Бери, парень, и дальше думай сам! – убедившись, что Мир в порядке, вручила ему бумажку далеко не равнодушная женщина.

– Спасибо вам! Вы сделали, я вам обязан… – благодарности ради Мир попытался что-то сказать, но у него получилась несвязная речь.

– Не за что! Как самочувствие? До станции дойдёшь? – улыбнувшись, спросила женщина.

– Да конечно! Самочувствие великолепное! – ответил Мир, глядя на бумажку и в который раз перечитывая незамысловатый и короткий на ней текст. Он не спешил: ему хотелось ещё побыть с этой доброй и тёплой женщиной, поговорить, о чём-нибудь спросить.

– Иди уже, мне некогда, меня потеряют, я и так с тобой тут задержалась, ругать будут!