Адам не припоминал, чтобы мать хоть раз сказала, что любитего, или хотя бы приласкала. Он всегда был для нее источником раздражения инедовольства. Самое лучшее, что он видел от родных, – это полноеигнорирование. Худшего было куда больше: нотациями, выволочками и оплеухамисопровождалось все его детство, да и сейчас мать при каждом случае поносилаего, сорокалетнего мужчину. Единственным пунктом программы, который с годамипришлось исключить, была порка.

– Итак, Адам, с кем ты сейчас встречаешься? –поинтересовалась мать, когда Мэй подала салат.

Он догадался, что тяжелая артиллерия пущена в ход раньшеобычного в наказание за то, что он не явился в синагогу. Как правило, эта темаприберегалась на сладкое, к кофе. Он уже давно усвоил, что подходящего ответана этот вопрос не существует. Сказать правду означало навлечь на себя ещебольший гнев.

– В данный момент ни с кем. Я в последнее время оченьзанят, – ответил он.

– Ну, конечно, – сказала мать, решительно встала иподошла к журнальному столу. В свои семьдесят девять она была стройна и вхорошей форме. Отец тоже был крепок, хотя ему уже стукнуло восемьдесят.

Она взяла в руки номер «Инкуайер» и пустила по столу, чтобыникто, не дай бог, не пропустил. Должно быть, она приберегала этот номерспециально ради такого дня, чтобы порадовать всех, а не только Адама. Там былафотография, сделанная на концерте Вэны. Рядом с Адамом оказалась запечатленадевушка с широко раскрытым ртом и мечтательно зажмуренными глазами, в кожанойкурточке нараспашку и выпирающим под тонкой блузкой бюстом. На ней была такаякороткая юбка, что, казалось, она забыла ее надеть.

– А это кто такая? – спросила мать таким тоном,будто уличила его в страшном преступлении.

Адам непонимающе смотрел на снимок и наконец узнал Мэгги,девушку, которую пристроил в кулисы и которую потом проводил до самого дома,надеясь на приятное завершение вечера. Ему захотелось сказать матери, чтобеспокоиться не о чем, поскольку переспать с Мэгги не удалось, а стало быть,это не считается.

– Какая-то девушка, с которой я оказался рядом наконцерте, – равнодушно ответил он.

– Ты разве на концерте не с ней был? – Мать,похоже, испытала разочарование.

– Я был с Чарли.

– С кем, с кем? – Мать всегда делала вид, что непомнит, кто такой Чарли. Адам же воспринимал этот дешевый прием как очереднойвыпад по отношению к нему.

– С Чарльзом Харрингтоном. – Он хотел добавить:«Которого ты прекрасно знаешь».

– А-а, с этим. Голубой, наверное? До сих пор неженат. – Один – ноль. Ситуация возвращена под контроль. Если сказать, чтоон не голубой, она спросит, откуда такая уверенность, а это уже можноиспользовать как очко в пользу обвинения. А если отбросить осторожность исогласиться с ее предположением, то аукнется потом. Адам уже пробовал такуютактику. Лучше всего промолчать. Он улыбнулся Мэй, которая как раз принеслабулочки, и та подмигнула Адаму. Его единственная союзница, она всегда была наего стороне.

Когда ужин наконец закончился, у Адама было чувство, будтоон несколько часов просидел в аду.

Родственники вернулись в гостиную и заняли те же кресла.Адам понял, что это выше его сил. Он подошел к матери – на случай, если тойвздумается его обнять. Такое, впрочем, случалось редко.

– Прости, мам, у меня страшно разболелась голова.Похоже, мигрень. Мне еще ехать обратно, я, пожалуй, двинусь. – У него былоодно желание: немедленно кинуться к двери и вырваться на волю.

Мать поджала губы и смерила его долгим взглядом, потомкивнула. Он уже сполна получил за то, что не пошел в синагогу. Теперь можетидти. Свою роль он исполнил – роль мальчика для битья и козла отпущения. Этуроль мать возложила на него пожизненно за то, что имел наглость появиться в еежизни тогда, когда она уже решила, что детей больше не будет. Он неожиданным инепрошеным образом покусился на ее званые чаепития и игру в бридж и должен этоискупить. И будет искупать всегда. Адам был для матери источником всяческихнеудобств и никогда – радости. Она задавала тон всей родне. Четырнадцатилетнимподростком Бен с ужасом узнал, что мать снова беременна. Шэрон, которой былодевять, была возмущена покушением на ее безмятежное существование. Отец всевремя проводил в гольф-клубе, и его реакция на третьего ребенка неизвестна. Вкачестве отмщения Адама фактически препоручили заботам няньки, родных он почтине видел. В конечном счете это оказалось для него благом. Няня, растившая егодо десяти лет, любила его, была к нему добра и заботлива и вообще сохранилась вего воспоминаниях детства как единственный близкий человек – до егодесятилетия, когда ее в одночасье рассчитали, не дав даже проститься смальчиком. Адама до сих пор мучил вопрос, что с ней стало потом, но, посколькуняня уже и тогда была немолода, надо полагать, ее уже нет в живых. Его неотпускало чувство вины за то, что не пытался ее разыскать, хотя бы написать ипоблагодарить за все.

– Если бы ты поменьше пил и не связывался с такимираспутницами, – проскрипела мать, – у тебя бы никакой мигрени небыло.

Он не очень понял, какое отношение к мигрени имеютраспутницы, но уточнять не стал.

– Спасибо за вкусный ужин. – Адам даже не заметил,что у него было в тарелке. Должно быть, ростбиф. В этом доме он никогда необращал внимания на то, что ест. Каждый визит становился пыткой, которую надовыдержать.

– Как-нибудь позвони, – строго сказала мать. Адамкивнул и удержался от соблазна спросить, зачем. На этот вопрос никто бы не далответа. Зачем ему сюда звонить? Никакого желания он не испытывал, однако же попривычке все равно звонил, примерно раз в неделю, и всякий раз молился, чтобыее не оказалось дома и можно было просто передать что-то на словах через отца,из которого и двух слов не вытянешь, да и этими двумя обычно были: «Я передам».

Адам попрощался со всеми, заглянул на кухню к Мэй, затемвышел и со вздохом облегчения сел в «Феррари».

– Твою мать! – громко выругался он. –Ненавижу! – Выпустив пар, он почувствовал, что стало легче, и тронулся сместа. Десять минут спустя он уже гнал по шоссе, превышая разрешенную скорость,но постепенно успокаиваясь. Набрал номер Чарли, просто чтобы услышатьчеловеческий голос, но того не оказалось дома, и Адам оставил сообщение наавтоответчике. Он вдруг вспомнил о Мэгги. Ее фотография в журнале была ужасна.В жизни, насколько он помнил, она выглядела намного лучше. По-своему девушкабыла чудо как хороша. Адам даже подумал, не позвонить ли ей. Впрочем, ему былокому позвонить и помимо Мэгги. Он так и сделал, когда добрался до дома, но, какназло, его звонки остались без ответа. Вечер пятницы – все его знакомые женщинынаверняка весело проводят время. Ему нужно было немного участия, человеческогообщения. Чтобы кому-то улыбнуться, с кем-то поговорить, кого-то обнять. Емудаже секс не был нужен. Общение с родственниками обессилило его, как будто изнего выпила кровь стая вампиров. Требовалось переливание.