Деникин не просто не хотел соглашаться с Красновым, его очень разозлило то, что атаман посмел предложить ему такую стратегию. С пылкой страстью и неубедительной логикой он утверждал, что его армия не может идти на Царицын, так там может встретиться с немцами. Краснов пытался убедить его, что немцы дальше Усть-Бело-Калитвенской станицы (несколько километров на восток от Каменской) не пойдут, но Деникин оставался неприступен. До конца жизни военные историки винили Деникина за его решение, принятое в Манычской. Его защита всегда была слабой: позже он говорил, что немцы бы не позволили его армии объединиться с Чехословацким корпусом и что было бы глупо позволить немцам оккупировать богатую Кубань. Позже он отмечал, что необходимо было захватить черноморские порты, чтобы через них установить связь со странами Антанты.

Доводы Деникина были такими слабыми, что их невозможно воспринимать всерьез. Прежде всего, у него не было причин думать, что немцы пойдут дальше на восток. Разумнее было предположить, что они скорее пойдут на Кубань, чтобы установить контакт с прогерманской Грузией. Конечно, присутствие нескольких тысяч добровольцев не остановило бы их. Поход армии на восток был бы лучшей гарантией удаления из-под сферы влияния немцев. Также, если бы страны Антанты выиграли войну, им бы не составило труда наладить контакт с Белой армией, где бы она ни находилась.

Некоторые считают, что у Деникина были и другие причины выбрать следующим пунктом назначения Кубань. Либо он понимал это и ему стыдно было признаться в этом Краснову, либо он просто чувствовал, что не может идти на Царицын, так как его армия не последует за ним. Он пообещал кубанским казакам, что освободит их родную землю. Он хотел сдержать обещание, но, даже несмотря на доверие к нему, казаки могли принудить его. Алексеев, в отличие от Деникина, утверждал, что казаки не пойдут в Царицын, а без них Добровольческая армия не сможет противостоять большевикам. Другие генералы соглашались с ним, так как никто не верил в удачу Царицынской операции.

Но стратегия Гражданской войны не может оцениваться лишь с военной точки зрения. Деникин принял верное решение, так как понимал, что в мае 1918 года в России не существует войск, способных бороться с большевиками, кроме казаков. Из его действий и между строк его высказываний видно, что он мало верил в русский народ. Его армия наладила контакт с иногородними Кубани и Дона, и он все еще мог найти поселения русских крестьян, где его приняли бы хорошо. Он верил, что решающая битва с большевиками еще впереди, и не ошибся. Если бы он рискнул покинуть казачью территорию, даже если бы его малочисленная армия последовала за ним, ему бы не удалось создать такую же большую армию, как за последние месяцы на Кубани.

Генерал Алексеев был еще более пессимистично настроен, чем Деникин. После возвращения в Новочеркасск он не переставал думать о благоразумии новой Кубанской кампании. Он колебался не потому, что хотел попробовать взять Царицын, а потому, что взятие Екатеринодара казалось ему таким же опасным. Он написал Милюкову и Деникину о своих страхах, но к тому времени, как Деникин получил письмо, армия уже направлялась в Екатеринодар.

Когда 22 июня Добровольческая армия начала 2-й поход на Кубань, условия его сильно отличались от начала Ледяного похода. В этот раз армия состояла не из беженцев, в спешке покидающих город, а из солдат с определенной целью и военной стратегией.

Численное превосходство Красной армии на Северном Кавказе, территории, которую Деникин хотел завоевать, было значительным. Против 8 или 9 тысяч добровольцев у Красной армии было 75 тысяч солдат. То, что такая многочисленная армия вскоре потерпела поражение, объясняется хорошей подготовкой белых войск, постоянными ссорами между красными командующими, а также помощью немцев, один раз неразумно оказанной белогвардейцам.

Красные ошибочно считали немцев большей угрозой Северному Кавказу, чем Добровольческую армию. Когда немцы оккупировали Украину, Таганрог, Ростов, а потом Батайск, некоторые части большевиков отступили к Ейску. Ни 6400 красных под командованием С. Кловно совершили нападение на Таганрог со стороны Азовского моря. Это был сумасшедший поступок; армия моментально потерпела поражение и это поставило под германскую угрозу позиции Красной армии на Кубани. Более того, это сильно повлияло на отношения между Москвой и Берлином, так как всю ответственность за это нападение, ввиду нарушения условий Брест-Литовского мирного договора, немцы возложили на правительство Ленина. Чичерин, комиссар по иностранным делам, немедленно приказал прекратить наступление и начать мирные переговоры, но это было бесполезно, так как к тому времени, как телеграмма дошла, советские войска уже были разбиты. В результате этого необдуманного действия красным пришлось сконцентрироваться на борьбе с немцами, в то время как Добровольческая армия начала свой поход. А. И. Автономов, главнокомандующий красными войсками на Северном Кавказе, к концу мая был снят со своей должности, так как не смог сотрудничать с советским гражданским руководством в Екатеринодаре. За должность Автономова боролись два командира — И. Л. Сорокин и К. И. Калнин — победил последний. В середине июня Калнин с 10 тысячами красноармейцев разместился в районе Торговой и Тихорецкой. Именно им и пришлось сразиться с Добровольческой армией. А около Ростова с немцами встретились самые лучшие советские войска под командованием Сорокина. Сорокин жестоко отомстил своему удачливому конкуренту: он не подчинился приказу и не послал подкрепление. Героизм добровольческих войск и их командования заслуживает восхищения, но их победа над превосходящим противником объясняется отсутствием дисциплины и порядка в Красной армии.

Во время Ледяного похода белогвардейцы прилагали все усилия, чтобы избегать железнодорожных путей, которые являлись для них источником опасности. На этот раз Деникин избрал другую стратегию. После того, как он оставил одни полк сзади, чтобы прикрыть тыл армии от Сорокина, он неожиданно атаковал станцию Торговая, которая находилась на железнодорожной линии Царицын — Екатеринодар. Добровольцы захватили Торговую 25 июня, но ценой жизни генерала Маркова, одного из лучших командиров. Захватив станцию, Добровольческой армии осталось перерезать единственную дорогу, связывающую Кубань с Центральной Россией.

Следующее важное сражение произошло в Белой Глине. В этот раз, как и в первом походе, белогвардейцы столкнулись с враждебным настроением местного населения. Когда 6 июля им удалось захватить станицу, впервые добровольцы призвали в армию большое количество людей из 5 тысяч захваченных пленных. Большевики в беспорядке отступили к Тихорецкой.

Главнокомандующий Калнин лично руководил защитой Тихорецкой, которая являлась железнодорожным узлом всего Северного Кавказа. Понимая всю степень опасности, он обратился к Сорокину за помощью, но тот не подчинился, вместо этого напав на полк Покровского, который Деникин оставил, чтобы защитить тыл. Так как Покровскому удалось сдержать врага, Калнин остался в Тихорецкой и рассчитывал только на свои силы.

Деникин готовился к операции в Тихорецкой со своей обычной тщательностью: после того как угроза красных войск Сорокина была устранена, дивизия Боровского атаковала Тихорецкую с юга; дивизия Эрдели окружила Тихорецкую с севера, отрезав связь Калнина с Сорокиным.