25 ноября 1936 г. И. В. Сталин сделал доклад «О проекте Конституции Союза ССР» на 8-м Чрезвычайном всесоюзном съезде Советов, который, собственно, и утвердил текст новой Конституции. Хозяин поведал об основных особенностях главного советского документа: «Составляя проект новой Конституции, Конституционная Комиссия исходила из того, что конституция не должна быть смешиваема с программой. Это значит, что между программой и конституцией имеется существенная разница. В то время как программа говорит о том, чего еще нет и что должно быть еще добыто и завоевано в будущем, конституция, наоборот, должна говорить о том, что уже есть, что уже добыто и завоевано теперь, в настоящем. Программа касается главным образом будущего, конституция – настоящего»{469}. Обобщив отличие советской Конституции от партийной Программы, Сталин заявил: «Проект новой Конституции представляет собой итог пройденного пути, итог уже добытых завоеваний. Он является, стало быть, регистрацией и законодательным закреплением того, что уже добыто и завоевано на деле»{470}.

Исходя из внешнеполитических соображений, И. В. Сталин предложил отклонить те поправки, в которых предлагалось удалить из проекта Конституции «17-ю статью, говорящую о сохранении за союзными республиками права свободного выхода из СССР»{471}. Как заявил секретарь ЦК ВКП(б), «…это предложение неправильно и потому не должно быть принято Съездом. СССР есть добровольный союз равноправных союзных республик. Исключить из Конституции статью о праве свободного выхода из СССР – значит нарушить добровольный характер этого союза. Можем ли мы пойти на этот шаг? Я думаю, что мы не можем и не должны идти на этот шаг. Говорят, что в СССР нет ни одной республики, которая хотела бы выйти из состава СССР, что ввиду этого статья 17-я не имеет практического значения. Что у нас нет ни одной республики, которая хотела бы выйти из состава СССР, это, конечно, верно. Но из этого вовсе не следует, что мы не должны зафиксировать в Конституции право союзных республик на свободный выход из СССР. В СССР нет также такой союзной республики, которая хотела бы подавить другую союзную республику. Но из этого вовсе не следует, что из Конституции СССР должна быть исключена статья, трактующая о равенстве прав союзных республик»{472}.

Предлагались поправки и против двухпалатного парламента. Хозяин выступил против: «Однопалатная система была бы лучше двухпалатной, если бы СССР представлял единое национальное государство. Но СССР не есть единое национальное государство. СССР есть, как известно, многонациональное государство. У нас имеется верховный орган, где представлены общие интересы всех трудящихся СССР, независимо от их национальности. Это – Совет Союза. Но у национальностей СССР, кроме общих интересов, имеются еще свои особые, специфические интересы, связанные с их национальными особенностями. Можно ли пренебрегать этими специфическими интересами? Нет, нельзя. Нужен ли специальный верховный орган, который отражал бы эти именно специфические интересы? Безусловно нужен. Не может быть сомнения, что без такого органа невозможно было бы управлять таким многонациональным государством, как СССР. Таким органом является вторая палата – Совет Национальностей СССР»{473}.

Дальнейшая аргументация не нуждается в комментарии: «Ссылаются на парламентскую историю европейских и американских государств, ссылаются на то, что двухпалатная система в этих странах дала лишь минусы, что вторая палата вырождается обычно в центр реакции и в тормоз против движения вперед. Все это верно. Но это происходит потому, что в этих странах между палатами нет равенства. Как известно, второй палате дают нередко больше прав, чем первой, и затем, как правило, вторая палата организуется недемократическим путем, нередко путем назначения ее членов сверху. Несомненно, что этих минусов не будет, если провести равенство между палатами и вторую палату организовать так же демократически, как и первую (курсив наш. – С.В.)». Демократизм состоял в том, что обе палаты Верховного Совета СССР были одинаково бесправны. В том числе и поэтому (а также потому, что в чем-то надо было демонстративно уступить большевистской «общественности») Сталин счел целесообразным принять поправку об уравнении количества членов обеих палат и о том, чтобы в Совет Национальностей также выбирать путем прямых выборов: последнее-де технически сложнее, однако «должно повысить авторитет Совета Национальностей»{474}.

При этом Хозяин отмел поправку к статье 40-й, «в силу которого предлагается предоставить Президиуму Верховного Совета право издавать временные законодательные акты. Я думаю, что это дополнение неправильно и не должно быть принято Съездом. Надо, наконец, покончить с тем положением, когда законодательствует не один какой-нибудь орган, а целый ряд органов. Такое положение противоречит принципу стабильности законов. А стабильность законов нужна нам теперь больше, чем когда бы то ни было. Законодательная власть в СССР должна осуществляться только одним органом – Верховным Советом СССР»{475}. Данное заявление Сталина осталось декларацией, поскольку Президиум Верховного Совета будет штамповать указы, впоследствии неизменно «одобряемые» на сессиях Верховного Совета. Очевидно, в этом на практике и заключалась «стабильность» нормативных актов эпохи «культа личности».

Ничего не вышло и у желающих повысить реальный статус «главы» Страны Советов. И. В. Сталин высказался против предложенной поправки о выборах председателя Президиума Верховного Совета «не Верховным Советом СССР, а всем населением страны»{476}. Данная поправка, констатировал Хозяин, не соответствовала «…духу нашей Конституции. По системе нашей Конституции в СССР не должно быть единоличного президента, избираемого всем населением, наравне с Верховным Советом, и могущего противопоставлять себя Верховному Совету. Президент в СССР коллегиальный, – это Президиум Верховного Совета, включая и председателя Президиума Верховного Совета, избираемый не всем населением, а Верховным Советом и подотчетный Верховному Совету. Опыт истории показывает, что такое построение верховных органов является наиболее демократическим, гарантирующим страну от нежелательных случайностей»{477}. (Заметим в скобках, что ошибкой первого и последнего Президента СССР М. С. Горбачева стало нежелание допустить всеобщие, тайные, равные и прямые выборы на этот пост, притом что запас его авторитета за заре «гласности», что называется, зашкаливал за…) При этом, уступая недобитым пассионариям, Сталин согласился на увеличение количества заместителей председателя Президиума Верховного Совета СССР до 11 «с тем, чтобы от каждой союзной республики имелся один заместитель»{478}.