Признаться честно, из-за боли я туго соображаю и мне сейчас не до экскурсий. Я просто тупо иду за Эльзой, шаркая ногами по очищенной от снега дорожке. Моё внимание привлекает едва заметное зарево – призрачный свет, точно исходящий из-под земли метрах в пятистах от нас.

Хочу спросить у Эльзы что это, но моё внимание захватывает величественный храм, показавшийся из-за поворота дороги. Деревья словно расступились, и я могу рассмотреть его во всех деталях.

Огромное сооружение возведено из красного кирпича. Мой взгляд скользит по многоярусной крыше, арочным оконным проёмам, куполам – одному центральному и четырём поменьше, на которых тускло блестят золотые кресты. Даже не верится, что человек мог построить такое.

– Храму не одна сотня лет, – неспешно говорит Эльза, – когда в стране шел период богоборчества, церковь разорили, но потом, позже, решили восстановить.

Слова старухи долетают до меня словно издалека. Я слышу приглушённый голос. Он доносится из храма. Что говорят, толком не разобрать, но сам контраст, когда ты видишь в этом проклятом мире частицу из прошлой жизни, заставляет меня усомниться в реальности происходящего. Вот только предчувствие. Оно меня никогда не подводило. Острый укол под сердце, заставляющий быть настороже. Это не раз спасало мне жизнь.

«Почему? И почему именно здесь, где кажется ожила сама история и веет умиротворением?»

Может быть потому, что я вижу, что на высоченной колокольне, построенной рядом с церковью, сидит дозорный, а в сторожевых башнях, возведённых у стен монастыря, находятся вооруженные арбалетами и копьями воины, которые, как мне кажется, недобро смотрят на меня. Наверное, так выглядела древняя Русь, когда, что ни день, ожидаешь набега или объявления войны со стороны соседского княжества.

Да, это место полно тайн, и оно далеко не так просто, как кажется на первый взгляд. Хотя, тот, кто прост в нашем мире, уже давно сдох. Непонятная опасность меня отрезвляет. Гоню дурные мысли прочь. Тем более, что мы с Эльзой поднимаемся по ступеням храма, которые кажутся мне бесконечными.

– Как зайдём, дальше не иди, я укажу тебе место, – шепчет старуха мне на ухо, – стоишь тихо в притворе, по сторонам не пялиться, голову чуть склони и слушай. Когда народ пойдёт из церкви, отойди в сторону, в глаза никому не смотри, в пол гляди лучше, не мешай никому. Уразумел?

Я киваю. Эльза троекратно крестится, при этом низко кланяясь. Моё сердце учащённо бьётся. Берусь за ручку огромной деревянной двери, больше похожей на крепостные ворота, и тяну её на себя. Хорошо смазанная створка беззвучно открывается. Впервые в жизни я вхожу в храм…

* * *

Стараясь не привлекать к себе внимания, осматриваюсь. Мы с Эльзой стоим в довольно просторном помещении со сводчатым потолком. Чуть дальше виднеется высокий арочный проход и огромный зал, запруженный народом. Платки на головах выдают женщин. Непокрытые головы – мужчин. Есть дети разного возраста. Среди всех выделяется Яр. Гиганта можно сразу опознать по росту, ширине плеч и необъятной спине. Он всё так же неразлучен со своей котомкой. У стен, сидя на длинных скамьях, примостились те, кому сложно стоять – старики, а также люди, искорёженные болезнями и уродствами. Не знаю почему, но теперь слово «выродки» точно застревает у меня в глотке. Средняя часть храма хорошо освещена нещадно коптящими лампадками, развешанными по стенам. Приятно пахнущий дым струится вверх, вьётся тугими кольцами над головами. От этого кажется, что потолок шевелится и живёт своей жизнью.

Народ внимательно слушает старика, одетого в простую черную одежду, стоящего на небольшом возвышении в конце зала. За спиной отца-настоятеля вижу деревянную перегородку-стенку, покрытую витиеватой резьбой с изображением каких-то лиц. По правую руку от священника, на подставке, стоит большая икона, которую я сначала принял за картину, на которой изображена женщина, держащая младенца на руках. Судя по тому, с каким благоговением толпа внимает отцу-настоятелю, его стоит послушать. Невольно делаю шаг вперёд.

Эльза отдёргивает меня за руку. Поворачиваю голову, смотрю ей в глаза. По её бешеному взгляду кажется, что она готова испепелить меня на месте.

– Я… же… просила… – почти беззвучно шипит она одними губами. – Стой на месте!

Я киваю. Прислушиваюсь к речи священника.

– Вы помните, – обращается отец-настоятель к собравшимся, – как он говорил? Придите ко мне все нуждающиеся и обременённые, и Аз успокою вас! Что означают эти слова?

Толпа молчит. Священник, окинув взглядом людей поверх голов, выдохнув пар на морозный воздух, продолжает:

– А означают они – придите ко мне все, от малого до велика! Больные и немощные. Те, кто в скорби, и те, кто во грехе! Он примет всех, не потому, что нуждается в славе, но потому, что ему нужно ваше спасение! Спасение каждого из вас и любого в этом мире ради вас самих!

Старик умолкает, глубоко дышит, точно собираясь прыгнуть в глубокий омут. Я ошарашен его словами, точнее подачей. В Убежище, отец Силантий тоже что-то говорил про спасение, но в его речах не было и сотой доли уверенности в своей правоте, которая волнами исходит от этого старика. Поворачиваю голову, смотрю на Эльзу. Она не обращает на меня внимания. Её глаза лихорадочно блестят. В них нет того блеска нездоровой фанатичности, граничащей с сумасшествием, а я знаю, о чём говорю. Скорее я вижу силу, идущую изнутри, как у тех воинов, которые выслушав речь военачальника идут в бой. Моё волнение нарастает. Заметив, что отец-настоятель снова говорит, я вытягиваю голову, стараясь услышать каждое слово.

– Он никого не отвергнет! – продолжает священник. – Кем бы вы не были в прошлом, какое бы зло не творили, надо лишь впустить надежду в сердце, очистить душу и помыслы! Ведь все вы едины в его очах! Даже… – старик на пару секунд замолкает, выдерживает паузу, – такие как он!

Слова точно удары молота вколачиваются в меня. Я вздрагиваю, видя, что священник, вытянув руку, указывает на меня пальцем. В зале воцаряется звенящая тишина. Слышно, как потрескивает пламя в лампадках. Огненные тени пляшут под потолком. Я опускаю глаза, не в силах вынести пронзительного немигающего взгляда отца-настоятеля.

– Его благость привела в наш дом заблудшую душу! – голос старика звучит как раскаты грома. – Испросим, что тяготит его?

– Испросим… Испросим… – эхом отзываются люди, поворачиваясь ко мне.

Десятки пар глаз впериваются в меня. Моё волнение перерастает в панику. Хочется бежать, но ноги словно прирастают к полу. Ошеломлённый, я стою на месте, не зная, что ответить.

Старик сходит с возвышения. Идёт сквозь толпу, которая покорно расступается. Священник подходит ко мне.

– Я ведаю твои печали, – тихо говорит он, сурово глядя на меня, – в страхе нет греха, грех в сомнении. Но я вижу, ты ещё не готов держать ответ перед всеми. Тогда, быть может, откроешься только мне?

Я не знаю, что ответить. Наверное, впервые в жизни я чувствую ужас и радость одновременно. Почему-то хочется выговориться, точно слова могут снять неподъёмный груз, висящий на сердце после всего того, что со мной случилось за последние несколько дней. Долго смотрю на старика. Наконец решаюсь. Едва заметно киваю.