— Ладно тебе, Федька, торговаться–то, — поморщился Харитон Зацепа, скажу сотнику, чтоб пустил, съездишь до дому. Как зовут? — кивнул в сторону пленного.

— А хрен его знает, — ответил Федор, — я в ихнем наречии ни бельмеса не понимаю, то ты у нас с ними калякаешь, вот и спроси.

Пленный, поняв, что речь идет о нем, пошевелил плечами и что–то гортанно произнес.

— Развяжите его, — приказал урядник Зацепа, немного понимающий язык, на котором изъяснялись местные племена, — говорит, что не убежит. — Да чаю налейте ему, пусть глотнет с дороги.

Харитон Зацепа начал терпеливо выспрашивать пленного, дождавшись, пока тот выпил несколько чашек чая, блаженно причмокивая запекшимися от жажды толстыми губами, закатывая под лоб глаза. Иван Зубарев, не отрывая глаз, смотрел на киргизца, который мало чем отличался от живших в Тобольске татар, улавливал значение отдельных слов и без перевода урядника понимал, что ему отвечает пришедший в себя пленный.

Садык, как звали пленного, говорил, что видел Федора Корнильева и его людей, даже брался провести казаков к становищу, где тех содержали. Но при этом требовал себе отдельную плату и, что самое интересное, просился затем поехать с ними в Тобольск до русского начальника, к которому у него, Садыка, было какое–то важнее дело.

— Ишь, ты каков! — засмеялись казаки, когда им перевели просьбу и условия киргизца. — Хочет и рыбку съесть, и в лодку сесть, да еще и сухим из воды выйти. Хорош, хорош, ничего не скажешь…

— Возьмешь чучмека в Тобольск? — весело спросил Харитон Зацепа у Зубарева, посверкивая смеющимися глазами. — А вдруг да и впрямь у него важное государственное дело до самого губернатора.

— Можно и взять, коль брата поможет вызволить, — добродушно согласился Иван.

Урядник принялся выспрашивать киргизца, как найти тот улус, где содержатся русские купцы. Садык хитро сощурил свои и без того узкие черные глаза и выразительно защелкал пальцами, показывая, что требует за сообщение денег.

— Все они одинаковы, — хмыкнул Зацепа, — за деньги на все готовы. Предлагает съездить в тот улус и сообщить о нас.

— Зачем? — удивился Зубарев.

— Как зачем, чтоб брата твоего потом поменять.

— А не сбежит он? Да потом еще и соплеменников с собой приведет, усомнился Зубарев. — Может, с ним кому поехать?

— То ни к чему. Мне известно, как его стреножить, — подмигнул Ивану урядник и потянулся к шее киргизца, что–то резко выкрикнув при этом. Давай, давай, — по–русски повторил Харитон, — снимай свою ладанку.

При этом киргизец весь сжался и жалобно что–то запричитал.

— Не хочет снимать, — пояснил Зацепа. — Они на шее у себя носят амулет особый, как наша ладанка, без которого, по их понятиям, никто жить не может. Мне уже случалось с ними дело иметь: коль снимешь ту ладанку, то он непременно до захода солнца обратно прибежит, а иначе… все, пропадет, шайтан ихний замает, — и урядник для верности положил руку на саблю, показывая серьезность своих намерений.

Садык, причитая и всхлипывая, обнажил шею и начал снимать висевшую на груди ладанку из тонкой, хорошо выделанной кожи, стянул ее за шнурок через голову, приложил к губам и с поклоном поднес уряднику.

— И что теперь? — с удивлением спросил Иван урядника. — Неужто обратно за ней вернется?

— Пренепременно. Я теперь над ним особую власть имею, — подкинул тот ладанку на ладони, — никуда не денется.

Садыку подвели его лошадку, вручили повод.

— Возвертайся быстрее, — похлопал его по плечу Зацепа.

— Якши, якши, — пробормотал тот, взбираясь в седло с высокой лукой, и подхлестнул лошадь, поскакал, не оборачиваясь, в степь.

— А успеет до захода солнца? — поинтересовался Иван Зубарев.

— Кто его знает, — безразлично ответил, позевывая, урядник. — Айдате, мужики, поспим малость, все одно делать боле нечего, ждать надо, — и с этими словами полез в ближнюю палатку. Еще трое казаков последовали за ним, а остальные остались у костра.

— Не нравится мне это дело, — подошел к Зубареву Никанор Семуха, — может, нам с Тихоном за ним поехать, проследить? Что скажешь?

— И я так думаю, — поддержал товарища Злыга, — нет у меня веры этим косоглазым. Обманут ни за грош. Отпусти нас, Иван Васильевич, оно лучше, чем на месте сидеть, дожидаться.

— А! Была, не была, поезжайте! — поддался на их уговоры Зубарев. — Но только в драку сами не ввязывайтесь, а то все дело испортите.

— Договорились, — подмигнул ему Никанор Семуха и побежал к речке, где мирно щипали траву их лошади.

Не прошло и нескольких минут, как он и Тихон Злыга уже скакали вслед за скрывшимся из вида киргизцем. Казаки молча проводили их взглядами, не выказывая своего отношения к происходящему. Через какое–то время к костру подскакал на взмыленном коне поручик Кураев, а следом и его молчаливые денщики.

— Плохо дело, — крикнул он, спрыгивая с коня, — обложили нас со всех сторон!

— Как так?! — высунул из палатки всклокоченную голову урядник. — Не должно такого быть…

— Не должно, да вот есть оно. Мы специально вокруг объехали, и везде по два–три верховых виднеются. Что делать будем? Прорываться как–то надо обратно в крепость.

— Погоди, ваше благородие, не пори горячку. Они ж вас не тронули? Вот и ладно, — стал увещевать поручика Харитон Зацепа, — пока ничего не случилось и, Бог даст, не случится. Мои люди аманата взяли, и он обещал к вечеру обратно вернуться, условия сообщить.

— Зачем вы его отпустили? — удивился Кураев.

— А что с ним делать прикажете? Рядом держать? Убить? Живым в землю зарыть? Какой толк? Тут главное — спокойными оставаться, а то они мигом поймут, и только хуже будет, — кивнул урядник в сторону степи.

— Я своих людей на всякий случай вслед за киргизцем отправил, — сообщил Иван Зубарев.

— И правильно сделали, — поддержал его Кураев.

— Да ничего это не даст, не поможет, — не согласился урядник, — а вот испортить все дело могут запросто.

Остальные казаки стояли молча, переводя взгляды с урядника на поручика, на Зубарева, и трудно было определить, на чьей они стороне. Посовещавшись, решили все же дождаться возвращения Садыка, а потом уже решать, как поступать дальше. Урядник на всякий случай отправил в дозор нескольких казаков и велел непрерывно поддерживать с ним связь, а если увидят вооруженных киргизцев, то немедленно скакать обратно в лагерь. Казаки уехали, и стало как–то неспокойно от нависшей неопределенности. Иван на всякий случай проверил мушкет, выданный ему Корнильевым, подсыпал порох на полку, несколько раз прицелился на ближайший куст и со вздохом прислонил его к палатке.

Прошло часа два. По очереди подъезжали дозорные казаки, сообщали, что вокруг все тихо, и лишь иногда на горизонте мелькнет фигурка всадника и скроется опять. Солнце начало клониться на закат, но близ лагеря никто не появлялся. Наконец, когда солнце наполовину ушло за горизонт своим огненным боком, на другом берегу реки показались Никанор Семуха и Тихон Злыга, бешено гнавшие лошадей. Они подскакали к броду и, поднимая кучи брызг, торопливо переправились, соскочили на землю и, тяжело дыша, принялись рассказывать, перебивая один другого: