так со спонсорами? Отказались финансировать следующий этап? — тон его разговора стал деловым. Всего лишь «бизнес», и никаких чувств.

— Нет. Со спонсорами всё отлично, спасибо… — я замялась и тяжело вздохнула. — Хочу покончить с одним делом раз и навсегда.

— Сколько?

— Триста тысяч… — и поспешно добавила: — рублей.

— Так, Жень… — Державин серьёзно уставился на меня, но тут его телефон дал о себе знать. — Извини, одну секунду. — Он ответил на вызов, отвернувшись от меня. — Да. Уже? Хм… вот как. Хорошо, дайте мне пять минут. Сейчас буду. — Вновь повернулся в мою сторону. — Извини, Жень, мне надо срочно отъехать. Давай вечером я заеду к вам домой и мы всё обсудим. Идёт?

Кивнула.

Идиотка. Тупица. Как вообще мысль-то такая в голову пришла денег у него попросить… провожая взглядом силуэт черного «Мерседеса», отъезжающего с парковки, подумала, что стоит наведаться в банк.

Правда ничем хорошим эта поездка не закончилась. Предлагаемые мне условия кредитования были натуральным грабежом. Пусть я и любила прежнего Зорина, но моё здравомыслие кричало, нет, вопило о том, чтобы я не смела брать этот чёртов кредит под двадцать пять процентов годовых. Либо так, либо собирай пакет справок о доходах и условия могут быть пересмотрены.

Деньги никогда не вставали между нами с Лёшкой. Мы хоть и были немного из разных миров, но Зорин никогда не просил у меня в долг, самостоятельно продираясь через финансовые трудности. Я знала: «Форестер» ему очень дорог и рано или поздно он найдёт деньги, чтобы его забрать. Вопрос только в том, что к тому моменту ребята его толкнут и отдадут Лёшке «лишние деньги». И куда он с ними? А этот «Субарь» единственное, что у него было. Он достался ему лет пять назад за смехотворные копейки в убитом состоянии, и Лёша вкладывал в него все свои силы и финансы. Много потребовалось ресурсов, чтобы «Форестер» стал таким, какой он сейчас. Именно поэтому, зная, насколько он дорог Зорину, я взялась разгребать заваренную Алексеем кашу.

Я выкуплю машину, а там уж пусть, как хочет, изворачивается, чтобы расплатиться. Сам ведь виноват. И если цена всего, что мы пережили вмести, триста тысяч, то пусть будет так. Быть может, я и вовсе бы не просила вернуть мне деньги, если моя авантюра всё-таки удастся, но в таком случае Зорин не усвоит урок. И где гарантия, что он вновь не совершит эту же ошибку?

Ситуация складывалась не лучшим образом. С горем пополам я могла наскрести полторы сотни. Где брать остальное совершенно не представляла. Поэтому домой я возвращалась вечером в упадническом настроении. Не той горы ты королевишна, Солнцева, не той…

Правда перед отцом и Елизаветой я постаралась не светить ужасное настроение. Да и не хотелось портить их идиллию — наконец-то они разобрались со своими отношениями. Я с улыбкой наблюдала, с каким трепетом отец целует соседку в висок. Зачем портить им этот вечер своей кислой миной?

Кстати говоря, папа и тему случившегося на полях не поднимал. Елизавета до сих пор не знала о произошедшем: не хотели её волновать.

Я то и дело поглядывала то на кухонные часы, то на экран телефона. Никаких вестей от Державина. Что ж, самонадеянно было рассчитывать на его помощь в этом вопросе. Впрочем, в очередную такую «проверку» я взглянула на дисплей одновременно с появлением сообщения от Максима.

«Выходи».

Постаравшись совладать с волнением, пошла на встречу с Максимом. Прислонилась спиной к калитке забора. Едва заметив моё присутствие, Державин вышел из машины и подошёл ко мне практически вплотную.

— Я не знаю, с какими делами ты хочешь покончить, но надеюсь, это тебе поможет. И тебе больше никогда не придется возвращаться к этому вопросу, — глядя мне в глаза, медленно произнёс Максим.

Только сейчас обратила внимание на дипломат в его руках, из которого он достал пухлый конверт и протянул мне.

Я замерла в нерешительности. До последнего не могла поверить, что он это сделал.

— Здесь вся сумма, которую ты просила, — забирать конверт из его рук было неловко. Может, случайно, а может специально при этом действии я коснулась его пальцев. — Я могу ещё чем-то тебе помочь?

— Спасибо тебе, Максим. Я… — тихо проговорила я, терпя поражение в подборе нужных слов. — Съезди со мной, пожалуйста.

Не знаю, зачем это сказала. Наверное, потому что… лёд тронулся. За всё наше общение Максим сделал мне столько хорошего: вроде и мелочи, но такое искреннее участие в моей жизни нельзя было не оценить. И если сперва его отношение ко мне и общее поведение в первые встречи вызывало диссонанс, то сейчас я определённо точно знала: я ему действительно нравлюсь. А он нравится мне.

Пусть я не хотела себе в этом признаваться, но… я боялась. Боялась того, что стану всего лишь его развлечением, а сама вдруг втюрюсь. Я не привыкла быть слабой. Не знала, что такое быть слабой. Но в обществе Державина как-то само собой получалось чувствовать себя… в уюте и в безопасности. И осознание этого стало началом моего конца.

— Поехали, — он улыбнулся краешками губ.

Мысль о том, что деньги мне нужно отдавать не мажорам, а самому Зорину посетила вовремя. Хоть какая-то гарантия, что он не останется без машины и без трёх сотен. Так что, когда Максим спросил, куда ему ехать, я уверенно сказала: в бокс. Лёшка был там, ведь еще днём Палыч обмолвился о необходимости ночной смены. А для Зорина эта возможность заработать по повышенному тарифу была спасительной.

— Не хочешь рассказать мне, что всё-таки случилось? — первым завёл разговор Державин.

Я откинула голову на подголовник и уставилась в окно. Свой рассказ начала неожиданно. Помолчав, вдруг горько усмехнулась и принялась выкладывать всё под чистую. И про разговор с Палычем, и про Лёшкину попытку найти средства для поездки. Максим слушал молча, не перебивая. И даже когда я замолчала, никак не прокомментировал услышанное.

Мы остановились на парковке перед автосервисом. Я мысленно поблагодарила Максима за то, что он затонировал «Мерседес». Встречаться глазами с Лёшкой, сидя в машине Державина, хотелось меньше всего.

Зорин был на улице — снимал с поддомкраченного клиентского купе колесо. Не обратить внимание на подъехавший паркетник было не в его стиле. Он оторвался от своего занятия и холодно уставился в нашу сторону. Я знала, что он не видит меня. Чёрное лобовое стекло не позволяло разглядеть ничего, что творится в салоне.

Собравшись с силами, вышла в тёплый южный закат. Взгляд Зорина тут же изменился, на губах появилась усмешка и он