– А почему она не хотела подписаться настоящим?

– Не знаю, поручик. Вам видней. Ведь это ваша знакомая.

– Я её знаю? Но откуда это знаете вы? – Ржевский в который раз покосился на «всезнающий» портрет государя Николая Павловича, а Тайницкий, видя направление взгляда, лишь улыбнулся.

– Поручик, в письме столько подробностей о вас, что сомнений не остаётся: эта особа вас хорошо знает.

– А не могли бы вы… – Ржевский на мгновение запнулся. – Не могли бы вы помочь её найти? Ну и заодно…

– Что?

– Проверить, правда ли Софья… то есть мадам Тутышкина… хочет убить своего мужа.

– Поручик, – сказал Тайницкий, – с учётом всего того, что я от вас узнал, у меня почти нет сомнений в её преступных намерениях. Рекомендую вам пойти в полицию.

Ржевский почувствовал, что не готов изложить всю историю, только что рассказанную Тайницкому, ещё раз. И ради чего? Чтобы в итоге остаться без любовницы? «К тому же, – думал поручик, – доносить – это нехорошо, хотя убивать мужей – тоже нехорошо».

– А может, как-нибудь без полиции? – осторожно спросил Ржевский. – Всё-таки речь идёт о дворянке. Не хотелось бы скандала. Да и преступление пока не совершено. Может, мадам Тутышкина одумается? Ведь ещё не поздно.

– Поручик, – ответил Тайницкий, – дела об отравлениях – вне моего ведения. Я сюда прибыл с другим поручением. – Чиновник оглянулся на портрет государя.

Ржевский тоже посмотрел на портрет и изобразил смиреннейшего просителя:

– А может, всё-таки… в свободное от службы время… – Поручик снова посмотрел на Тайницкого. – Вы же сказали, что у вас есть сомнения.

– Я сказал, что их почти нет, – напомнил чиновник.

– Так, может, сначала проверим, что в солонке? На всякий случай. А затем вы частным порядком поговорите с мадам Тутышкиной. Пусть признается, откуда взяла яд. А?

– Я так понимаю, что в полицию вы не пойдёте? – спросил Тайницкий. По голосу было понятно, что он уже готов согласиться, поэтому Ржевский ничего не ответил, чтобы неосторожным словом не разрушить всё. – Хорошо, – наконец сказал Тайницкий. – Может, вы и правы. Улик в этом деле маловато. Для скандала хватит, а вот для того, чтобы дело дошло до суда, может и не хватить.

Поручик по-прежнему молчал, чтобы чего-нибудь не ляпнуть, а Тайницкий опять взглянул на портрет Николая Павловича, будто испрашивая разрешение, и сказал:

– Я завтра же отдам солонку на экспертизу и завтра вечером жду вас на разговор. Не придёте – сам расскажу полиции всё, и пусть там разбираются и с мадам Тутышкиной, и с вами. Не забывайте, что мой временный кабинет – в полицейской части, так что визит к начальнику полиции не займёт у меня много времени.

– Этого не потребуется. – Ржевский помотал головой. – А в котором часу мне к вам зайти?

– Приходите, как сегодня.

– Хорошо.

– А сейчас отправляйтесь спать, – сказал чиновник.

Поручик хотел было повиноваться, но вдруг вспомнил:

– Но я не могу спать! У меня свидание… с мадам Тутышкиной.

– Отмените.

– А… – Отменять свидание Ржевскому не хотелось. – А если она что-то заподозрит?

– Ну, хорошо. Идите, но не болтайте там. Лучше вообще обойдитесь без разговоров.

Ржевский задумался. Если ничего не говорить на протяжении всего свидания, то надо всё время что-то делать – чтобы времени и сил на разговоры просто не осталось. Это было трудно, но вполне возможно.

– То есть я к ней прихожу – и сразу к делу? – уточнил поручик. – Чтоб без разговоров.

– А вы сможете?

– За кого вы меня принимаете? Конечно!

* * *

Поручик Ржевский был уверен в своих силах. Поэтому, оказавшись у забора Тутышкиных незадолго до полуночи, повёл себя так же, как в прошлый раз: велел Ваньке, чтоб приезжал забирать своего барина не раньше, чем через четыре часа. Четыре часа жаркой баталии без всяких перерывов на переговоры с противником – разве Ржевский на такое не способен? Случалось и дольше!

Ночь выдалась такая же тёмная и морозная, как в прошлый раз. Вокруг было так же тихо, и Ржевский так же, как в прошлый раз, принялся мурлыкать романс «Ночною темнотою покрылись небеса…»

Когда поручик перелез через забор и подошёл к особняку, где-то неподалёку точно так же начала лаять сторожевая собака, но так же скоро угомонилась.

«Все люди для покою закрыли уж глаза», – промурлыкал Ржевский. Ключ от чёрного хода он и в этот раз не позабыл. Тихо открыл дверь и осторожно поднялся по лестнице на второй этаж, где располагалась спальня Софьи.

На всякий случай прислушался. Было тихо: в спальне никто не разговаривал. Из щели под дверью пробивался слабый свет, как от единственной свечи.

– Внезапно постучался у двери Купидон, – тихо пропел Ржевский продолжение любимого романса, осторожно открыл дверь и вступил в полумрак комнаты.

Софья, облачённая в пеньюар и ночную сорочку, в томной позе лежала на кровати.

– Мадам, я к вам, – сказал поручик и начал раздеваться.

Софья соскочила с кровати и поспешила запереть дверь, но когда ключ повернулся в замочной скважине, дама почему-то не поспешила кинуться в объятия поручика. Она стояла и ждала.

Ржевский решил, что должен сам кинуться на даму, поэтому начал раздеваться ещё поспешнее. Но когда он избавился почти от всей одежды и остался в одних рейтузах, то услышал:

– Саша, нам нужно побеседовать.

«Этого ещё не хватало!» – подумал поручик. Ведь Тайницкий запретил вести с Софьей разговоры. Единственным выходом из положения было немедленное и решительное наступление!

Противник стремился уклониться от боя, а когда попал в кольцо окружения, то есть в объятия Ржевского, всё же сумел ускользнуть со словами: «Саша, не сейчас». Однако поручик не позволил врагу занять выгодную оборонительную позицию и методично преследовал вражескую армию на всём пути от двери до туалетного столика и от туалетного столика до окна.

Противнику ничего не оставалось, кроме как отступить к кровати, и там он после недолгого сопротивления был опрокинут. Отдельные части вражеской армии ещё пытались что-то предпринять. Например, руки противника упёрлись поручику в грудь.

– Саша, ну прошу тебя: давай сначала поговорим, – произнесла Софья. Однако Ржевский отверг даже саму возможность переговоров, развязывая ленточки пеньюара на даме и снимая с себя рейтузы.

Нынешняя позиция поручика позволяла вести