Они вышли на нужной остановке и по улице Оскаленко добрались до Школьной. У самого дома Кулакова яростно орудовал лопатой молодой краснорожий дворник. Конечно, на такой стуже любого нахлещет, но сам факт присутствия здесь днём подозрительного человека уже настораживал. Ружецкий и Дханинджия непроизвольно коснулись друг друга плечами – «тихарей» они научились распознавать с полувзгляда.

Получается, что за квартирой Кулакова тоже следят, и самого его зацепили. Правильно они сделали, что не поехали на «Волге» с милицейскими номерами, а так ещё неизвестно, куда идут мужики и по какому делу. От мороза они прикрыли лица шарфами почти до самых глаз, и мнимый дворник вряд ли смог их в точности узнать. Хоть тут квартир и мало, но всё же возникнут вопросы, которые «тихарю» придётся согласовывать с начальством.

Так или иначе, но вошли в дом беспрепятственно, и дворник даже не сделал попытки подойти поближе. Поднявшись на крылечко, Ружецкий позвонил прямо с улицы. Дверь тотчас же открылась, и невысокий сухой дядька с короткой седой бородкой впустил их в прихожую.

Одет он был неброско – как обычно зимой, за городом. Никаких перстней и цепей на нём Михаил с Тенгизом не заметили, да и пресловутая двухэтажная квартира роскошью не блистала. Больше всего Кулаков напоминал учёного, предпочитающего проводить весь год на даче. Свитер, душегрейка, ватные штаны, валенки – как у простого смертного. И ничто не выдавало в этом человеке одного из теневых воротил города.

Хозяин включил в прихожей электрический кованый фонарь, и Ружецкий сразу же обратил внимание на странное подёргивание его лица, будто бы сведённого сильной судорогой. Кроме того, верхняя губа Кулакова была рассечена и совсем недавно защита – судя по всему, в травмпункте.

– Дублёнки сюда вешайте! – отрывисто сказал Кулаков, отодвигая дверь встроенного шкафа. – И поднимемся в комнату – у нас мало времени. Шевелитесь, ребята.

Заинтригованные и притихшие, они поднялись по винтовой лесенке с резными перилами и вошли в комнату, где было очень тепло – по крайней мере, так показалось с мороза. Комната тоже оказалась самая обычная, без единого намёка на богатство хозяина. Обыкновенный кабинет учёного – письменный стол, кожаные кресла и такой же диван, стеллажи с книгами, журнальный столик. Единственное, что отличало жилище Бориса Кулакова от прочих, были клетки с птицами – тут их было штук десять. Михаил отметил, что большинство клеток – с канарейками. Похоже, перед тем, как раздался звонок, Кулаков задавал им корм. И сейчас, махнув пакетиком на кресла, он извинился.

– Одну минуту, я сейчас закончу. Оголодали мои пташки, пока я у врача был. Кушайте, кушайте! – Он любовно наблюдал за тем, как птицы клюют, пьют воду и чистят пёрышки. Потом оглянулся на гостей, скользнул взглядом по их лицам. Подумал немного и обратился к Михаилу. – А вы очень на своего отца похожи! Я знал его лично, несколько раз беседовал. У вас, кажется, ещё брат есть? Наконец, случай представился и с вами познакомиться…

Кулаков хотел ещё что-то добавить, но передумал. Тенгиз удивлённо взглянул на Михаила, и тот решил внести ясность.

– Простите, а чем вы тогда занимались? Ну, когда с отцом имели дело?

– Тогда-то? – Кулаков ответил не сразу – сначала послушал пение птиц. – Ну, водочкой приторговывали после горбачёвского Указа. Дело прошлое.

– Да, нынешний бизнес более выгодный, – понимающе кивнул Михаил.

– Да как вам сказать!.. – Кулаков открыл очередную клетку. – Тоже не ахти какая сладость, но жить можно. Сейчас закончу – чтобы потом не отвлекаться. У нас с вами разговор серьёзный будет…

Наконец хозяин накормил последнюю птичку и присел к столу. Тенгиз безмятежно смотрел на него и жевал резинку, а Михаил прикидывал, сколько же времени они здесь потратят. Батоно уговорил после Кулакова завернуть в солярий, где работал один из его земляков. Холод собачий, кровь заледенела – надо немного позагорать, погреться. Это недалеко, на улице Савушкина; единственная проблема – может не остаться времени.

– Ребята, – без церемоний начал Кулаков, сцепив пальцы в замок и всё так же дёргая щекой. – Вы понимаете, с кем связались? Денежная реформа растревожила столько осиных гнёзд, что премьер-министру Павлову этого никогда не простят. А уж вам-то – и подавно. Вы должны быть очень осмотрительны, – продолжал Кулаков своим профессорским тоном. – Во сто крат больше, чем сейчас… Другому человеку я бы вообще посоветовал отступить, но знаю, что сын Сириуса на это никогда не пойдёт. Я не только знал вашего отца, но следил за вами с братишкой. Не по злому умыслу – просто из интереса. И сейчас вам желаю только добра, как это ни парадоксально. Можете мне доверять, несмотря на мою неоднозначную репутацию.

Михаил, не скрывая этого, оглядел комнату Кулакова и поинтересовался:

– Вы один здесь живёте?

– Жена сейчас в Солнечном, в санатории. У неё легкие плохие – врачи посоветовали в городе бывать поменьше. Ну а мне и здесь хорошо…

– У вас разве дачи нет? – гортанно удивился Тенгиз. – При таких-то возможностях!..

– А куда мне эта дача? – пожал плечами Борис Ананьевич. – Лишние проблемы только. Работа у меня рисковая – сами видите, с кем дело имею. А то и просто хозяевам не угодишь, и – гаси свет. – Кулаков дотронулся мизинцем до шва на губе. – Люди они простые, университетов не кончали – в отличие от меня…

– Какой факультет? – оживился Тенгиз.

После того, как его старший сын Варлаам стал студентом, батоно начал сильно интересоваться проблемами высшего образования.

– Геологический, – с улыбкой ответил Кулаков. – Я ещё успел застать романтику, поработать в своей профессии. Нефть в Сибири нашли тоже при моём скромном участии. Так что не одни грехи на моей совести – есть и заслуги. Ладно, давайте о главном! – Борис Ананьевич провёл ладонью по лицу, словно стирая с него ностальгически-расслабленное выражение. Теперь перед ними сидел жёсткий и цепкий пахан. – Что вы знаете об участниках данной операции? Я имею в виду дело об убийстве Гаврилова и всё, что с этим связано…

– Знаю, что Стеличек имеет свой интерес, – небрежно, будто не придавая этому никакого значения, начал Ружецкий.

– Это верно, – сразу согласился Кулаков. – Он лично привёз из Италии партию оружия, средства от продажи которого отмывали и спасали в ходе обмена. Но вы, похоже, ничего не знаете о главном игроке – Святославе Иващуге. Слышали про такого?

– Нет! – Михаил удивлённо посмотрел на Тенгиза. – А ты, батоно?

– Впервые слышу, Мишико, – сразу же ответил тот.

– Он с Западной Украины, из семьи оуновцев. Но по-русски говорит прекрасно – без малейшего диалекта. Кстати, сын профессора Львовского университета. Долгое время свои политически взгляды семья тщательно скрывала, а теперь всё наружу выплыло. Он любит, когда его называют «проводник» – это на их сленге командир, вождь. Всегда ходит в дымчатых очках, одежда часто бывает в клетку. С виду он похож разве что на книжного спекулянта, и потому в глаза не бросается. Немудрено, что Иващуга не попал в вашу картотеку – умеет маскироваться на местности, как ядовитая змея…