– С позволения мсье, – сказал он, когда были заданы формальные вопросы, – я мог бы кое-что рассказать об этом преступлении.

– Каким образом, скажите на милость? Вы принимали участие? Присутствовали? Если да, почему до сих пор молчали? – холодно произнес сыщик, воспринявший предложение без особого восторга. Ему надлежало быть начеку.

– До сих пор у меня не было возможности обратиться к представителям власти. Вы, я полагаю, официальное лицо?

– Я начальник сыскной полиции.

– В таком случае, мсье, запомните, пожалуйста, что я могу предоставить важные сведения. Я готов говорить прямо сейчас, если хотите меня выслушать.

Мистеру Фльосону так хотелось подойти к расследованию непредвзято, что он вскинул руки и произнес:

– Подождем с этим, пока не прибудет мсье судья. В любом случае займемся этим позже. На этом все, спасибо.

Губы итальянца слегка искривились, выказав презрение к методам французского сыщика, но он поклонился и, не произнеся ни слова, удалился.

Последней появилась женщина в длинном дорожном котиковом пальто и с вуалью на лице.

Контесса ди Кастаньето, как она представилась, была англичанкой по рождению, но носила фамилию мужа-итальянца, с которым они жили в Риме. Муж ее умер года два-три назад, и она ехала в Лондон.

– Этого достаточно, мадам. Благодарю вас, – вежливо произнес сыщик. – Пока все.

– Скажите, мы не будем задержаны? Ведь правда же? – умоляющим, почти жалобным тоном произнесла она.

– К сожалению, графиня, это необходимо. Бесконечно сожалею, но, пока мы не продвинемся, пока не установим факты и не сделаем выводы… Поверьте, мадам, я не имею права рассказывать больше.

– О, мсье, я так хотела продолжить путешествие. Друзья ждут меня в Лондоне. Я надеюсь… Я умоляю, заклинаю вас отпустить меня. У меня слабое здоровье. Прошу вас, пообещайте, что отпустите меня.

Произнося эти слова, она подняла вуаль и показала то, что не станет скрывать ни одна женщина, особенно когда желает добиться расположения противоположного пола. У нее было красивое лицо… Удивительно красивое. Ни долгое путешествие, ни усталость, ни волнение, ни последовавший страх не смогли омрачить ее изумительной красоты.

Яркая брюнетка с чистой и гладкой, как слоновая кость, светло-оливковой кожей; огромные насыщенного бархатисто-коричневого цвета, блестящие от набежавших слез глаза; приоткрытые алые губы, единственное яркое пятно на лице; виднеющиеся за ними блестящие жемчужные зубы – нельзя было смотреть на эту очаровательную женщину и не поддаться ее чарам. Мсье Фльосон был французом, галантным и восприимчивым, но сердце свое он обратил в лед. Сыщик должен опасаться чувств, и в этой мольбе он усмотрел некое коварство, что его возмутило.

– Мадам, ваши просьбы бессмысленны, – грубо бросил он. – Я не придумываю законы, я обязан следить за их выполнением, как любой добропорядочный гражданин.

– Думаю, меня можно назвать добропорядочным гражданином, – промолвила графиня, устало улыбаясь. – Но я все равно хочу, чтобы меня отпустили. От этого ужасного убийства я и так ужасно пострадала. У меня нервы совсем расшатались. Это жестоко. Но я не стану упрашивать. Позвольте только моей горничной прийти ко мне.

Но сердце сыщика еще не оттаяло, и он не согласился даже на это.

– Боюсь, мадам, пока что я не могу позволить вам общаться с кем бы то ни было, даже с вашей горничной.

– Но ее же не подозревают. Она тогда даже не была в вагоне. Я не видела ее после…

– После? – подождав немного, повторил мсье Фльосон.

– После Амберье, который мы проезжали вчера в восемь вечера. Она помогла мне раздеться и лечь. Потом я сказала ей, что до Парижа она мне не понадобится, и отослала. Но сейчас она нужна мне.

– Она не приходила к вам в Лароше?

– Нет. Разве я не говорила? Проводник, – она указала на проводника, который стоял у другой стороны стола и смотрел на нее, – он не разрешил ей зайти в вагон, говорил, что она приходит слишком часто и слишком надолго, что я должна заплатить за место для нее и так далее. Я не захотела платить, поэтому она поехала в другом вагоне.

– И заходила к вам время от времени.

– Да.

– В последний раз в Амберье?

– Да, я же сказала. Он подтвердит.

– Благодарю вас, мадам, на этом все. – Шеф встал, всем своим видом показывая, что разговор окончен.

У него были другие дела, и ему не терпелось к ним приступить. Поэтому, поручив Блоку проводить графиню обратно в зал ожидания и жестом отпустив проводника, шеф поспешил в спальный вагон, осмотр которого, столько долго откладывавшийся, требовал его срочного внимания.

Долг каждого хорошего сыщика посетить место преступления и скрупулезно изучить его дюйм за дюймом, выискивая, вынюхивая, расследуя, собирая любые, даже малейшие следы убийцы.

Как я уже говорил, спальный вагон был отправлен на запасный путь, опечатан и взят под охрану. Но для шефа полиции, разумеется, не существовало преград. Взломав печати, он вошел в вагон и направился прямиком в купе, где лежало потревоженное тело убитого.

Зрелище было жуткое, хоть и не новое для мсье Фльосона. Мертвец лежал на узкой полке в той же позе, в какой умер после того, как ему нанесли смертельный удар. Он был раздет до рубашки и рейтуз. Открытая на груди рубашка являла взору зияющую рану, несомненно, ставшую причиной, возможно, мгновенной смерти. Но были нанесены и другие удары, по-видимому, в купе проходила борьба, яростная и беспощадная, не на жизнь, а на смерть. Дикая жестокость убийцы восторжествовала, но только после того, как он почти до неузнаваемости обезобразил лицо жертвы.

Смертельную рану убийца нанес ножом, это сразу было видно по ее форме. Лицо тоже было изрезано и исколото ножом. Отсутствие крови на некоторых ранах и их характер указывали на то, что они были нанесены после того, как жертва умерла. Мсье Фльосон внимательно, но ни к чему не прикасаясь, осмотрел тело. Полицейский медицинский эксперт должен был увидеть труп в том виде, в котором найден. Положение тела, как и природа ран, могут многое сказать о преступлении.

Шеф изучал мертвеца долго и с пытливым интересом, беря на заметку все, что можно было охватить взглядом, и догадываясь о гораздо большем.

Черты лица различить не представлялось возможным, и о внешности убитого можно было судить только по длинным, слегка вьющимся черным волосам и таким же черным густым вислым усам. Льняная рубашка, шелковые рейтузы. На пальцах два дорогих кольца. Руки чистые, ногти ухоженные – этот человек жил не физическим трудом. Он явно был не из рабочих, а из обеспеченных и образованных слоев.

Заключение это подкрепилось осмотром ручного багажа, который все еще лежал в купе: шляпная картонка, пледы, зонтик, коричневая сафьяновая сумка. Все эти вещи могли принадлежать только состоятельному человеку. На некоторых предметах имелась монограмма «Ф. К.», те же инициалы значились на белье. Но на сумке обнаружился багажный ярлык с полным именем: «Франсис Куадлинг. Пункт назначения Париж». Владелец сумки явно не имел причин скрывать свое имя. Но, что более странно, убийца или убийцы даже не попытались скрыть его личность.