– Вернемся и наденем пальто? – предложил он.

– Вздор! – нетерпеливо бросил Кавальканти. –Перетерпим как-нибудь, не так уж много времени займет… Иоганн, вас не затруднитдержаться самую чуточку впереди меня?

– Все-таки опасаетесь?

– Ничего не опасается только покойник…

– Как хотите, – сказал Бестужев, чуточку опережаяспутника и направляясь в сторону рулевой рубки, к последней в ряду шлюпке. Напалубе было совсем темно, но глаза начинали понемногу к темноте привыкать. Ниединого человека вокруг – и прекрасно…

– Чудесная ночь, – сказал вдруг Кавальканти.

– Пожалуй, – согласился Бестужев.

Луны не было, но не было и облаков, огромная чаша черногонебосвода была усыпана мириадами крупных сверкающих звезд, сиявших, словнобрильянты – они и казались не далекими искорками, а драгоценными камнями,выступавшими над черным бархатом. Прекрасная была картина, поневоле вызывавшаяв душе радость и восхищение.

Приостановившись, Кавальканти продолжал вполне мирнымголосом, ничего общего не имевшим с его личностью и ситуацией:

– Какая красота… В такую ночь хотелось бы… Что это?!

Бестужев тоже инстинктивно отпрянул – возле борта со стороныноса вдруг возникло нечто высокое, прямо-таки исполинское, прошло, заслоняязвезды, так близко, что на людей пахнуло ледяным холодом. Протяжный скрип,толчок, палуба на миг качнулась под ногами… За бортом послышались громкиевсплески, словно туда лавиной посыпались какие-то изрядных размеров куски, попалубе во многих местах загрохотало. Это продолжалось какие-то секунды – итемная тень, напоминавшая очертаниями скалу, величественно проплыла к корме.

– Черт знает… – начал Бестужев, оборачиваясь к спутнику.

Кавальканти лежал. Совсем неподалеку от них, там и сям,валялись смутно отблескивающие в полумраке куски льда. «Ах, так это айсберг… –пронеслось в голове у Бестужева. – Но как близко, едва не столкнулись…»

Присел на корточки. Глыба льда ударила по голове? Илиобморок? Нет, это скорее истеричной даме приличествовало бы, а не лихомуитальянскому анархисту…

– Что у вас тут? – тяжело сопя, инспектор опустилсярядом с ним на колени. – Мимо меня пронесся какой-то тип, так, словно заним все черти гонятся… Отсюда бежал…

Бестужев чиркнул спичкой, тут же погасшей на ледяном ветру.Инспектор напряженным голосом сказал:

– Минуту…

Он, не вставая с корточек, неуклюже рылся по карманам. Кругсвета от карманного электрического фонарика, показавшийся во мракеослепительным сиянием, лег на палубу, выхватил спину Кавальканти… и роговуюрукоять ножа, торчавшего у него прямехонько под лопаткой, напротив сердца.

– Он уже не дышит, – отстраненным, каким-то деревяннымголосом произнес инспектор. – Прямо в сердце… Умеючи, ага… Куда вы?

Бестужев приостановился, кинул через плечо:

– Оставайтесь здесь, сообщите кому-нибудь из команды…

И быстро пошел, почти побежал к ведущей на палубу лестнице,охваченный нехорошими предчувствиями. Палуба уже понемногу наполняласьджентльменами в вечерних костюмах, громко обсуждавшими столкновение, слово«айсберг» звучало со всех сторон, и настроение у пассажиров было самое веселое,несколько человек даже затеяли играть в футбол кусками льда. Кто-то громкорадовался, что наконец-то произошло хоть что-то интересное, нарушившее«скукотищу» плавания.

Бестужев бегом спускался по лестнице, несколько раз весьманевежливо наталкивался на спешащих наверх пассажиров с веселыми, полнымилюбопытства лицами, но извиняться за этакую бестактность было некогда. Коридор…Дверь…

Дверь легко поддалась. Ворвавшись в каюту, Бестужевогляделся, прошел вглубь. Мисс Луиза, мастерски связанная по рукам и ногам, сзабитым в рот кляпом, лежала на застеленной кровати. Судя по первымвпечатлениям, с ней все было в порядке, нет ни ран, ни крови, завидевБестужева, она стала яростно биться на постели, как рыбка на песке, отчаянноокруглив глаза, издавая нечленораздельные звуки. Под правым глазом у нееналивался синим и черным огромный синяк, более приличествовавший бы портовомубосяку, а не племяннице американского миллионера – но, если не считать этогоприскорбного увечья, не похоже, чтобы ее здоровью был нанесен урон. Ну и ладно,не до нее…

Не обращая более внимания на трепыханья связанной девушки иее стенания, Бестужев повернулся и выбежал в коридор. Каюта телохранителя.Дверь подалась. Черт бы их всех побрал…

Посреди каюты лежал телохранитель – навзничь, неподвижноелицо уже стало приобретать характерный восковой оттенок, из груди, напротивсердца, торчит рукоять ножа, крайне схожего с тем, что поразил Кавальканти. А вшаге от него, уткнувшись лицом в ковер, так же неподвижно распростерся человекв белом кителе стюарда. Присев на корточки, Бестужев перевернул его физиономиейвверх, не испытывая ни малейших эмоций. Незадачливый Луиджи, оказавшийся междвух огней… нет, меж трех… На левой стороне груди четко выделяется на фонебелоснежного кителя черная дырочка с опаленными краями, след пистолетной пули.И все выглядит так, словно он злодейски напал на обитателя каюты, тот, правда,успел выстрелить, но все равно, оба оказались мертвехоньки. Вот именно, так и выглядит…

Перед дверью каюты Штепанека Бестужев на ходу извлекбраунинг и привычно загнал патрон в ствол. Не колеблясь, распахнул дверь.Навстречу ему кинулся человек, вскидывая оружие, Бестужев узнал старогознакомца Чарли – и, не колеблясь, выстрелил дважды, едва ли не в упор. Бросивбеглый взгляд и убедившись, что с мерзавцем все кончено, он кинулся дальше.

Остановился, издал сквозь зубы невнятное рычание.

Большой иллюминатор был распахнут настежь, оттуда струилсяледяной холод, тут же валялся роскошный халат, в котором Бестужев совсемнедавно видел Штепанека, рубашка, жилет. А поодаль, возле стола, с коробкойспичек в руке стоял адвокат Лоренс, взиравший на Бестужева невозмутимо, безтени страха или растерянности.

– Сделайте шаг назад! – рявкнул Бестужев, поднимаяпистолет до уровня глаз. – Кому говорю? Пристрелю, сволочь! Брось спичкина пол! Спички брось!

Обстановка была ясна с первого взгляда, загадок не таила: настоле, рядом с широким гуттаперчевым поясом, в котором иные при путешествияххранят ценности, лежала внушительная стопа бумаг, покрытых типографскимнапечатанным текстом и чертежами. Чертежи эти Бестужев узнал сразу: он видел ихв Петербурге, перед поездкой в Вену. Официальный патент Штепанека нателеспектроскоп. Ага, вот и мешочек, наверняка там брильянты…

Лоренс, после короткого размышления послушно отступившийназад, разжал пальцы, и спичечный коробок беззвучно упал на пол, на толстыйковер. Не было нужды гадать, куда девался инженер – все свидетельствовало отом, что Бестужев безнадежно опоздал…

– Бог ты мой, как вы меня провели… – горестно вздохнулон. – Вы и не собирались покупать изобретение. В ваши планы с самогоначала входило…