class="v">Память твою творити на всяко лето, сладчайшии мой».

Мы же почитаем того преставление.

Впоследствии память о первом киновиархе бережно сохранялась на протяжении всей истории Выга. Сочинения его (а их было около 200) переписывались, изображения его помещались на книжных миниатюрах и настенных рисованных лубках. Андреем Борисовым в 1770-е гг. было написано Житие Андрея Денисова, примерно тогда же Иваном Антоновым была составлена ему служба. С годами первый киновиарх стал восприниматься не просто как символ славы Выгореции, но и как ее небесный покровитель.

«Мамаево разорение»

Увы наш прекрасный рай!

Прелюбезный и драгий скит!

Нам в тебе не быти,

Святыя службы не стояти,

Такия радости не видати,

Духовных песен не певати.

Старообрядческий стих «Разорение скитов»

Выговская поморская пустынь стала «культурной столицей» старообрядчества. Сюда приезжали паломники со всей России, иные – чтобы остаться навсегда. Безусловно, расцвет духовной жизни пустыни приходится на годы киновиаршества Андрея и Семена Денисовых. Но и после их смерти жизнь в северной обители не остановилась, продолжая идти своим чередом.

Новое поколение настоятелей пустыни (Иван Филиппов, 1740—44; Мануил Петров, 1744—59; Никифор Семенов, 1759—74; Алексей Тимофеев Киселёв, 1774—80) открывает новый период в истории Выга. Он характеризуется, с одной стороны, дальнейшим подъемом хозяйственной деятельности и укреплением материального благосостояния обители, а с другой – некоторым упадком нравов, обмирщением, как это ни прискорбно, неизбежно сопутствующим материальному процветанию. Здесь является новое искушение: бывший житель Выговской обители Иван Круглый пишет на выговцев клеветнический донос, содержавший столь серьезные обвинения, что была создана специальная следственная комиссия, проработавшая шесть лет (1739—44). Над Выговским общежительством нависла угроза закрытия. Чтобы этого не произошло, выговцы были вынуждены принять моление за царя (до этого на Выге за царя не молились). Подобный компромисс с «антихристовой» властью вызвал недовольство у некоторых радикально настроенных пустынножителей и привел к расколу: в 1737 г. несогласные во главе со старцем Филиппом покинули Выгорецкую киновию и основали новое беспоповское согласие, позже получившее название филипповского.

С приходом на Выг Андрея Борисова связан следующий период в истории пустыни. На годы его киновиаршества (1780—91) приходится новый взлет в духовной жизни Выговского общежительства. Начинается возрождение обители и обновление ее традиций. В этот период возрождается традиция торжественного поминовения первых киновиархов и почитания здравствующих наставников, развиваются различные формы почитания благодетелей, оказывавших существенную поддержку обители (одними из самых крупных благотворителей стало семейство петербургских купцов Долгих), пишутся жития основателей пустыни. Именно в эти годы наступает самый настоящий расцвет выговских художеств – вырабатывается собственный, «поморский» стиль во всех видах искусства: в иконописании, медном литье, книгописании, рисованном лубке, резьбе по дереву, вышивке. Деятельность Андрея Борисова по духовному возрождению Выговской пустыни была продолжена его преемниками Архиппом Дементьевым (1791—1809), Кириллом Михайловым (1809—25) и Петром Ивановым (1825—30).

Однако уже с 1825 г. началось печально знаменитое для русских старообрядцев царствование Николая I. Солдафон, «воспитанный под барабаном» и всерьез считавший, что Евангелие на церковнославянском языке могут понимать только священники, решил взять на себя задачу по устранению всякого инакомыслия в России. «Николай был „миссионером на царском троне“, как Нерон – артистом. Он занимался больше совращением старообрядцев в единоверие, чем государственными делами, совращением принудительным, насильственным, разорительным и гибельным для всей страны. С этой целью он даже лично разъезжал по старообрядческим посадам и слободам, как заправский миссионер, который с большим успехом мог вести это дело, получая за это каких-нибудь сто рублей в месяц. Миссионерство Николая обходилось стране в миллион раз дороже. Этот царь вошел в историю старообрядчества как жестокий и безудержный гонитель древлеправославных христиан»[123].

Со стороны властей последовал ряд карательных мероприятий, которые в конечном итоге закончились полным разгромом Выга. Поражает та целенаправленность и планомерность, с которой уничтожали этот выдающийся памятник русского духа. Хотя в это время у руководства Выговской пустыни стоял известный и авторитетный деятель Федор Петрович Бабушкин (настоятель в 1830—42 гг.), однако те драконовские меры, которые применяло по отношению к староверам правительство Николая I, лишали обитель не только возможности развития, но и просто сохранения существующего положения. Выг душили и экономически, и духовно. Так, для борьбы с Выгом уже в 1828 г. была специально создана Олонецкая епархия с центром в Петрозаводске, а в 1829 г. – Олонецкая духовная семинария, уделявшая особое внимание подготовке миссионеров, которые в первую очередь должны были «просвещать» не местное языческое население, но «невежественных раскольников».

А вскоре после поездки чиновника Хомутова по Олонецкой губернии (1835) гонения уже переходят в репрессии. Выговских поморцев сравняли в части землевладения и налогообложения со всеми казенными крестьянами. С часовен сняли колокола. Еще в 1828 г. было запрещено пополнение старообрядческих монастырей и селений путем приписки людей в ревизию, а в 1836 г. выговцам запретили именоваться отдельным обществом и приобретать на свое имя недвижимость. В 1837 г. запретили принимать беспаспортных и приходивших из других губерний, в 1838 г. была запрещена переписка, распространение и продажа книг выговского письма. В 1839 г. были ликвидированы все пустыни и пашенные дворы, кроме Данилова и Лексы. Численность общины сократилась до 800 человек. В 1844 г. на Выг переселили 53 крестьянские семьи из Псковской губернии, которые были «известны любовию к православию (новообрядчеству – К. К.) и тверды в вере», то есть пытались спровоцировать открытый конфликт.

Наконец, последний удар по монастырю был нанесен в 1854—56 гг. В 1854 г. Министерство внутренних дел предписало олонецкому губернатору все молитвенные здания, построенные в Данилове и Лексе между 1722 и 1809 гг., сломать, так как они «пришли в ветхость», а по существовавшему тогда закону ремонт этих построек был запрещен. В 1855 г. «записные» старообрядцы были высланы по месту приписки, а Данилово и Лекса обращены в селения государственных крестьян, с открытием в каждом селении прихода господствующей церкви. В апреле 1856 г. были закрыты и запечатаны столовые-моленные на женской улице на Выгу и на мужской улице на Лексе. 7 мая 1856 г. была запечатана Выговская Богоявленская соборная часовня, а 3 июня 1857 г. – Лексинская Крестовоздвиженская соборная часовня, при этом книги, иконы и богослужебные принадлежности частично были конфискованы, а частично уничтожены. Писатель В. Н. Майнов, посетивший руины бывшей «Выгорецкой Лавры» во второй половине XIX в., передает со слов очевидцев чудовищные подробности «мамаева разорения»: «Посреди ограды стояла высокая колокольня с часами, а бок о бок с нею и главная часовня, которую не захотели разорить, а напротив того порешили оставить в назидание, – устроивши в ней православную церковь. Тут-то подле этой часовни и происходил главный погром: тут и били, и секли, и обливали холодною водою упорствующих, отсюда заставили батожьем большака (настоятеля. – К. К.) вынести ключи властям предержащим и т. п. Около 3000 рукописей было сожжено на площадке перед часовней этими новыми варварскими полчищами Омара; массы изрубленных и исковерканных икон подверглись той же участи, причем однако драгоценные каменья и богатые ризы все тщательно сдирались и затем уже никогда и не являлись на свет Божий»[124]. От некогда знаменитой Выгорецкой библиотеки осталось лишь 286 печатных и рукописных книг. Сожжены были и все хозяйственные книги – целый короб разных писем и записок, которые могли бы оказаться поистине бесценным материалом по истории Выго-Лексинского общежительства…

Все эти меры, по словам губернских чиновников, чуть не привели к волнениям среди старообрядцев, но так как их осталось слишком мало, то дело ограничилось «одним прискорбием». Позже миссионер господствующей церкви Д. Островский писал: «Несомненно, что разгром пустыни сопровождался тою жестокостью, которая всегда отличала наших низших исполнителей высоких приказаний…»[125] Двадцать лет спустя после разорения очевидцы тех событий рассказывали любознательному путешественнику, как «издеваясь над почтительной памятью к усопшим братьям у оставшихся в живых, власти распахивали выговское кладбище, как ломали иконы и жгли рукописи… на глазах у их почитателей, как засекли насмерть («говорят, она денька через два-три померла») старицу Ирину Полтеву за то, что она уманила в лес монастырское стадо, как «княжик» – жандармский офицер, принимавший участие в разореньи…, на смерть зашиб другую