«Мне надо с ней поговорить!» Катерина вышла из автобуса и, пряча лицо от ветра, побрела по проселочной дороге к «Заветам Ильича». В ноябре здесь было совсем не так здорово, как летом или осенью. Кроме голых веток деревьев и застывших черных комьев земли на дороге, любоваться было совершенно нечем.

«Теперь я точно не смогу ее убить, да и раньше, наверное, не смогла бы, – размышляла Катерина, медленно переставляя ноги. – Но прежде я хотя бы могла на Синицыну злиться, а злость дает силы».

Сейчас Синицына, несмотря на все ее выходки, вызывала у Катерина симпатию, а подвергаться шантажу со стороны симпатичного тебе человека уж вовсе нелепо.

И тут Катерина вспомнила, что отправилась на дачу, не взяв с собой ни золота, ни других ценностей, которые ей велела привезти Синицына. Она хотела это сделать, начала собираться, но пришел Павел и отвлек ее своими разговорами.

«Ну, ничего, – решила Катерина, подходя к даче, – поговорю с ней по душам, скажу, что знаю все про Татьяну и ее сына, и мы сумеем договориться».

Катерина ускорила шаг, до дачи оставалось минут десять, она уже видела смутные очертания домика, который пропадал в густой пелене снежного бурана. Ветер, дувший с самого утра, принес снег, и теперь Катерина боялась упасть посреди дороги и замерзнуть. Она наклонила голову и упрямо шла вперед. Не дойдя до домика каких-нибудь метров сто, Катя увидела, как с другой стороны поселка к даче подъехал ее «Опель», за рулем которого была Синицына.

– Катя! – зачем-то закричала Катерина, помахав ей рукой, но в такой пурге ее голос бесследно потерялся.

Синицына остановилась у домика, открыла дверцу, а дальше что-то произошло. Раздался громкий хлопок, и машина вспыхнула, как факел, Катерина закричала в голос и бросилась бежать, но тотчас запнулась и упала, разбив левую бровь. Кровь залила ей лицо, Катерина почти ничего не видела левым глазом, она испугалась, ветер нещадно гудел у нее в ушах. Она услышала истошный женский крик, который длился, как ей показалось, бесконечно долго, а потом наступила тишина.

Когда Катерина смогла взять себя в руки, она прижала разбитую бровь шарфом, вытерла кровь с лица и встала на ноги. Буран только усилился, но даже сквозь сплошную белую пелену она видела, как догорает ее машина.

Катя медленно пошла вперед. Не доходя до дачи метров десять, она остановилась. «Опель» сгорел полностью, от Синицыной остался обезображенный труп, опознать в котором кого-то, подумала Катерина, будет невозможно.

Катя повернула назад и медленно побрела к остановке. Она то и дело останавливалась, чтобы поправить шарф, постоянно сползающий с разбитой брови.

Павел сидел на стуле рядом с койкой и молчал. Молчала и Катерина, после той поездки на дачу она загремела в больницу с ушибом мягких тканей головы и рассеченной бровью. Ничего серьезного, но на несколько дней ее здесь задержали, потому что ее беспрерывно рвало. Ей сделали пункцию спинного мозга и теперь ждали результатов анализа, чтобы полностью исключить сотрясение головного мозга.

– Следователь говорит, что у «Опеля» загорелся двигатель, там нет никакой криминальной подоплеки, – наконец произнес Павел. – Просто они сначала решили, что это ты сгорела, и набрали меня, и я… Ты хоть представляешь, что я пережил?

Катерина продолжал молчать, она сразу же, как только появилась сотовая связь, вызвала «Скорую помощь», и ее увезли в больницу, она еще все время вопила, что известная журналистка и писатель, так как боялась, что «Скорая» ее в город не повезет, а отправит домой натираться подорожником.

За то время, пока полиция и пожарные, приехавшие на звонок соседей, разбирались, кто сгорел в машине, следователь уже успел позвонить Павлу.

– Почему ты мне не позвонила сама? – У Павла от обиды дрожали губы. – Я люблю тебя больше всех на свете, неужели я должен был пройти через этот ад?

Катерина упрямо молчала: а что ей было говорить? Она уже все объяснила следователю, который вчера был у нее в больнице: она отдала «Опель» по дарственной своей знакомой (из чувства жалости), они должны были встретиться на даче (чтобы Катерина отдала ей закрутки на зиму). Пришлось даже рассказывать, где они познакомились (у Екатерины были проблемы с финансами, и она пошла работать на склад). Все выходило ясно и понятно, ту же историю, разумеется, кроме плохого финансового положения (Павел-то знал, зачем она поехала в общежитие), она уже изложила мужу. О чем говорить снова и снова?

– Я была в шоке и уже сто раз тебе это говорила! – мягко ответила Катерина и дотронулась до руки мужа.

Павел действительно был очень бледен, похоже, сильно переживал за нее.

– Ну, я тогда пойду, – муж встал, наклонился и поцеловал ее в лоб, – поправляйся! Ты не переживай, я нашел работу, меня пригласили главным редактором в одно СМИ, и теперь все будет хорошо. А новую книгу я напишу позже, когда пойму, о чем я вообще хочу писать.

– Ты молодец! – Катерина с удивлением взглянула на мужа, ее внезапная «смерть», похоже, помогла ему забыть о своей «звёздности» и выйти наконец из кризиса, в котором он тонул.

– Я люблю тебя, Катя! Знай это! – Павел дотронулся до ее плеча и ушел.

А Катерина осталась лежать одна. Она помещалась в платной палате со всеми удобствами, у нее уже ничего не болело, даже голова, но вот сильно кровоточила душа. Ей было безумно жаль Синицыну, и хотя она вроде бы должна была радоваться такой неожиданной развязке (ее больше никто не будет шантажировать), она искренне переживала. Где-то у Синицыной остались маленький сын и мать, и теперь они совершенно одни. Кроме того, Катерина не верила, что «Опель» загорелся случайно. С какой стати у него должен был «полететь» двигатель, если автомобиль всегда работал исправно? Катя ездила на этой машине, и она никогда не доставляла ей неприятностей, максимум барахлил кондиционер. К тому же она сама отчетливо слышала громкий хлопок, перед тем как машина загорелась, и это ее очень беспокоило!

Павел твердил ей, какая она счастливая, что успела подарить машину другой женщине, и поэтому не сгорела сама, а вот Катерина была другого мнения. Она подозревала, что это именно от нее хотели избавиться раз и навсегда, и только нелепая случайность унесла жизнь Синицыной. Но кому Катерина могла так насолить, она не знала. В сотый раз она перебирала в уме все произошедшее с ней в последнее время и не понимала, кому она перешла дорогу. Убийство наркомана навсегда осталось в прошлом, шантажировать ее больше некому, а ни в какие иные криминальные разборки она не влезала.

– Я хотела немного эмоций, чтобы написать книгу, – пробормотала Катерина, потирая зашитую бровь, – но, похоже, Вселенная услышала мою просьбу и поняла ее по-своему! Я уже захлебнулась в эмоциях, я больше не могу, я хочу, чтобы все стало, как раньше!

Катерина раз и навсегда усвоила, что со своими желаниями надо быть очень осторожной, потому что они исполняются…

Она посмотрела на сотовый – еще только полдень. И снова ей до вечера валяться здесь одной и медленно сходить с ума от переполняющих ее мыслей?