Первый безответный гудок отозвался в сердце мучительным стоном. Второй - убийственной пыткой. На третьем ей захотелось все бросить, запустить телефоном в дерево от злости на собственную глупость, на то, что поверила напрасным надеждам…

Но тут в динамике раздался голос.

- Алина?

Одно короткое слово - ее имя. А ей от одного его звучания, от того, как мама встревоженно и одновременно - радостно, его произносила, захотелось плакать…

Рыдание сорвалось с губ помимо воли, она на миг захлебнулась в давно сдерживаемых слезах…

- Алина, что случилось?

В голосе мамы был страх. Ей хотелось успокоить ее, сказать, что все в порядке, но она сумела выдавить лишь одно:

- Мамочка… забери меня, пожалуйста…

Минуты текли мучительно-медленно. Алина пыталась отвлечься, но каждый раз все равно взгляд невольно притягивался к цифрам на экране телефона, и казалось, что прошла уже уйма времени, но по факту - это были считанные мгновения.

Ей было страшно даже сейчас. Все думалось - а что, если мама не приедет? Что, если решит ее проучить, бросить?..

От этих мыслей становилось зябко и холодно. Опустившаяся на город темь заставляла чувствовать себя еще беспокойнее, еще уязвимее. Пряча подмерзшие руки в карманы куртки, Алина до рези вглядывалась в едва освещенную улицу в ожидании до боли знакомого силуэта. Почти как в детстве…

- Алина!

Мамин голос раздался раньше, чем она успела разглядеть ее фигуру. С души словно свалился камень, стало одновременно так легко и так… стыдно.

Мама спешила к ней со всех ног, словно боялась не успеть. И саму Алину буквально подкинуло ей навстречу…

Она побежала. Побежала прямиком в раскрытые ей одной мамины объятия…

Мамины руки сомкнулись за ее спиной, защищая и оберегая, и в этот момент, как тогда, когда она была еще совсем ребенком, вдруг поверилось, что теперь все обязательно будет хорошо…

Слезы потекли по щекам, соленой влагой коснулись губ, осели горечью на языке. Алина плакала и впервые за долгое время не стеснялась и не стыдилась своих слез. Она наконец-то чувствовала себя в безопасности… чувствовала, что она - не одна на белом свете.

Мама гладила ее по спине, шептала что-то ласковое и успокаивающее…

Алина вдруг с удивлением поняла: мама все ей простила. Простила еще до того, как она произнесла хоть единое слово раскаяния. Простила, потому что она… МАМА.

Боль и стыд пронеслись по душе сумасшедшим ураганом. Как она могла наговорить маме все эти ужасные вещи? Как могла поверить, что та никогда ее не любила? И как ей дальше жить с пониманием, что мама, которую она так обидела, готова принять ее даже тогда, когда она этого совсем не заслуживала?..

- Прости…

Наружу вырвалось даже не слово - рыдание. Перемежая слова беспомощными всхлипами, Алина торопливо забормотала, словно могла не успеть сказать, словно все, что рвалось наружу, было так велико, что могло разорвать ее на части…

- Мамочка, прости…. Прости меня, пожалуйста…

Она сбивчиво повторяла одни и те же слова - иных у нее не было, и только отчаяние и боль, с которыми она их произносила, все набирали обороты, душили, убивали…

- И ты меня прости… Я люблю тебя… очень.

Мама сказала самые простые слова, но именно они сейчас так нужны были Алине. Нужны больше всего на свете…

Они простояли так некоторое время: крепко вцепившись друг в друга, плача и утешая одна другую…

Разорвали объятия только тогда, когда что-то почти бесшумно упало к их ногам…

Алина опустила вниз глаза и увидела, что это мистер Даррелл выскользнул из-под ее куртки, где она прятала его все это время…

Мама наклонилась первой, подобрала и бережно отряхнула старого верного енота…

Улыбнулась - удивленно, с легкой грустью:

- Ты еще его хранишь?

А потом увлекла Алину к скамейке, усадила с собой рядом и, крепко обняв ее вместе с мистером Даррелом, заговорила:

- Помнишь, когда мы с тобой лежали в больнице…

Глава 41

Одиннадцать лет назад

Больничный запах впитался, казалось, во все, что меня окружало. В меня саму. В мою одежду, в волосы, в самую кожу. Стал жуткой, неотъемлемой частью жизни.

Бессонными, усталыми глазами я смотрела на тревожно спавшую на койке дочь. Боялась отвести от нее взгляд хоть на мгновение. Боялась отвернуться, словно мое бдение над ней могло хоть как-то помочь ей, как-то уберечь…

Все мерещилось: если позволю себе расслабиться хоть на мгновение, следующий ее вздох может стать последним…

- Мамочка… я умру?..

Алина распахнула глаза так нежданно, что я испуганно вздрогнула. Ее вопрос - наивный, отчаянный - полоснул по сердцу, как лезвие ножа…

- Нет. Конечно, нет, солнышко…

Ложь сошла с языка не без труда. На самом же деле я и сама не знала, что нас ждет дальше…

Порок сердца. Страшный, неумолимый диагноз, который разделил жизнь на «до» и «после».

Ему предшествовали долгие мыканья по больницам, бесконечные обследования, бесполезное лечение не от тех недугов…

Все то, что намертво привязало меня к дочери, заставило сосредоточить всю жизнь вокруг нее одной…

Но о такой ерунде, как собственная судьба, уже давно совсем не думалось. Все мысли были только об одном: Господи, помоги моему ребенку выжить…

Я бы все на свете за нее отдала. Собственную жизнь, собственное сердце… но это было невозможно. Не существовало такой опции, как заключить сделку с высшими силами, обменять одну жизнь на другую…

И все, что мне оставалось - просто молиться. И верить. Верить даже тогда, когда веры почти не осталось.

- А если я умру… ты будешь по мне скучать?

Очередной вопрос дочки пробил в душе последнюю броню. Слезы брызнули из глаз - резкие, стремительные, раньше, чем я успела это вообще понять…

Быстро,