– Естественно. – Безнадежный вздох потряс худенькую, как былинка, Нюту. – Продала и уехала из Москвы… вместе с «братьями и сестрами…»

– Куда ж вы поехали? – тихонько спросила я, боясь еще сильнее разбередить рану.

– Далеко. В один городок в Сибири, почти деревню… Мы там жили… – Нютино бледное лицо вновь исказилось гримасой плача, я села рядом с ней на ступеньку и прижала ее, трясущуюся, к себе – туберкулез так туберкулез, какая разница! И насколько же она была легкой, в ней, наверное, не набралось бы и тридцати килограммов. Ясно, как они жили в этом самом маленьком городке, раз им даже есть не давали, а вкалывали они наверняка под завязку. А ведь Нюта с детства была слабенькой…

– Теперь я выработалась до донышка, – словно читая мои мысли, продолжала она. – И меня отпустили. Я теперь никому не нужна, и хорошо, и правильно. Из-за меня погибла бабушка, и сама я пропала тоже из-за себя. По своей вине. Только я хочу умереть в нашей квартире, где родилась и выросла, – Нюта с фанатичным блеском в глазах уставилась на дверь бизнесменов.

– Нюточка, но ведь ты продала квартиру… Сейчас там живут новые хозяева, это их собственность…

– Мне все равно, – помотала головой Нюта. – Мне теперь наплевать на все эти законы: продажа… собственность… Я все, что имела, отдала в секту, и у меня теперь ничего нет. Но я считаю, у меня есть право пожить месяц-другой в своей комнате… может, полгода – до того, как я умру…

Действительно, психика у Нютки была всерьез расстроена. Да и немудрено: средства массовой информации как-то рассказывали, что в сектах людям дают психотропные средства. Чтобы человек в определенный момент верил всему, что говорят. Потом, конечно, это не проходит бесследно, да и вообще жизнь в секте – такая проверка на прочность, что ой-ей-ей! Немудрено, если Нюта свихнулась…

– Знаешь что, пойдем к нам домой! Ты ведь помнишь мою маму, правда? А больше у нас никого нет! Как раньше, помнишь? Пойдем, Нюточка, выпьешь чаю…

– Я никуда отсюда не пойду, – опять тот же фанатичный взгляд на дверь квартиры.

Эта дверь за последние годы изменилась: бизнесмены обили ее железом и врезали несколько разной величины глазков. Им, конечно, надо смотреть, кто пришел: из полиции, из управы, из налоговой инспекции… Однако Нюта так пожирала дверь глазами, словно никаких изменений не произошло. Уж не думала ли она, что, переступив порог, вновь станет прежней, какою была до секты?

– Пойдем отсюда! Ведь ты все равно останешься в своем подъезде. Мы только спустимся на один этаж…

– Нет. Мне нужно к себе…

– Но это больше не твое, Нюта. Там чужие люди, они даже не впустят тебя…

– Тогда я уйду умирать на улицу.

– Ну вот, договорились…

Правду сказать, я совсем не представляла, что мне теперь делать. Если бы знать про Нюту раньше, я бы обязательно посоветовалась насчет нее с Иларией, но увы! Правда, можно было бы еще спросить мамочку, но я давно решила не перекладывать своих проблем на ее плечи. Хватит, что она уже вырастила дочь и, может быть, втайне страдает из-за моей работы… «дворник Мальвина!»

– Извините меня, – вдруг сказал за спиной мужской голос.

Я обернулась, и меня словно током дернуло – сзади нас стоял бомж в тулупе! Тот самый, новичок, которого я не прогнала в прошлый раз. Это значит, он уже находился на чердаке, когда я пришла. Мне было не до того, чтобы провести намеченную проверку, потому что я увидела Нюту. А уж после этого все, конечно, вылетело из головы. И бомж этим воспользовался. Но зачем он выдал свое присутствие, когда его не трогали? И главное, почему смотрит на меня так спокойно и так уверенно в себе – словно он не бомж, а профессор, к которому я, студентка, пришла сдавать экзамен?

– Я слышал ваш разговор, – продолжал этот странный человек. – Положение действительно не из легких…

– Вам-то что? – Я была слегка обалдевшей, потому что никогда не общалась с бомжами на посторонние темы.

– Собственно, ничего. Но мне кажется, вам нужен совет…

Что правда, то правда – хороший совет нам был ох как нужен! Видя, что я молчу и тем даю ему право говорить, он стал излагать свои соображения:

– Девушка хочет попасть в эту квартиру, так? Любой ценой, верно? Так вот, пока что-то не прояснится, ей нужно наняться сюда работницей. Я видел тут четырех швей, которые иногда выходят на площадку. А живут они в этой самой квартире…

– Мне все равно! – с воодушевлением сказала Нюта, выпячивая узенькую грудь, обтянутую линялой кофтой. – Работницей так работницей, лишь бы дома!

– Но сперва вам нужно пойти к подруге, а то они вас не наймут. Отдохните, приведите себя в порядок. Может быть… – Он хотел сказать «переоденетесь», но из деликатности эту тему замял. – А потом вернетесь сюда наниматься.

– Хорошо… Но только потом я обязательно вернусь! – как ребенок, настаивающий на своем заветном желании, повторила Нюта.

– Можно вас? – негромко сказал мне бомж.

Мы с ним шагнули дальше на чердак, где, оказывается, спал в углу его одноногий товарищ. В нос сразу ударил кислый запах, столь хорошо знакомый мне за годы работы дворником.

– Эту девушку не наймут за деньги, – негромко и доверительно сказал мой новый знакомый. – Надо устроить так, чтобы ее взяли просто за спальное место. А кормить ее придется вам, ну и, может быть, мы поможем…

– Вы?!.

– Если уж ей совсем нечего будет есть. А в будущем, когда я смогу устроиться на работу, обязательно стану помогать. И на лекарства, и на хорошую еду. Вы ведь видите, насколько она истощена!

– Вижу. Я, конечно, буду ее кормить и покупать лекарства. Только не очень дорогие, этого мы с мамой, пожалуй, не потянем, – с сожалением призналась я. – А вы думаете, ее возьмут шить одеяла?

– Если только за место, возьмут. Хотите, я с ними поговорю? Якобы это я привел бездомную девушку, без родных, без паспорта… Они таких любят брать – делай потом с ними что хочешь. Никто не заступится, и сама без паспорта никуда не обратится…

Я вспомнила четырех девушек, выскакивающих иногда в подъезд на отгрузку одеял. Две из них были корейской внешности, одна южанка с пышными черными волосами, и одна русская, белобрысая. Похоже, все они жили так, как обрисовал этот странный бомж: без права и защиты. Однако держались весело, даже чересчур весело и шумно: когда они выходили, весь подъезд наполнялся криками, смешками, ауканьем. Девушки ворочали тюки одеял (Нюта не сможет!), затаскивали их в лифт и потом вытаскивали внизу. И прямо в шортах-топиках волокли во двор к машине. И грузили все в том же пляжном виде, хоть в дождь, хоть в мороз. Значит, теперь и Нюте предстоит такое…

– Так что же? Поговорить мне с хозяевами? – вновь предложил бомж свои услуги. А они, по правде сказать, были мне очень нужны – так не хотелось самой вступать в общение с одеяльными бизнесменами! Ведь это они, наблюдая труд своих, по сути дела, рабынь, не разрешали им останавливаться даже на минуту. Как же, машина ждет! И когда надо было уступить лифт женщине с больным ребенком, они не почесались… Нет, если уж правда с ними надо поговорить, пусть это сделает мой новый знакомый…