– Значит, ведите подругу к себе, и пусть не говорит хозяевам, что это ее бывшая квартира, – правильно расценил бомж мое молчание.

– Но ведь они все равно узнают! Просто вспомнят, в конце концов, – ведь они совершали с ней куплю-продажу!

– И с тех пор хозяева не менялись?

– Вроде нет… ах да, менялись, менялись! Я просто была тогда в депрессии, не думала ни о чем… Да, конечно: вскоре после того как Нюта продала квартиру, ее перекупили новые люди. Вот они-то и стали шить одеяла…

Вдруг бомж прислушался и чуть-чуть подтолкнул меня к выходу с чердака:

– Скорей уводите вашу Нюту к себе. Мне кажется, возвращаются хозяева.

Я кошкой метнулась на выход и увидела, что Нюта спит, сидя на ступеньке. Будить ее не обошлось бы без шума, а нести на руках, даже при том, какая она стала худенькая, я не решилась. С раннего детства мама говорила мне: «Не поднимай тяжелое, иначе у тебя может не быть детей». Но как поступить в такой ситуации, когда дорога каждая секунда?

И вдруг наш спаситель, бомж в тулупе, мгновенно оказался рядом. Он взвалил спящую Нюту на плечо, а другой рукой вызвал лифт. Вот уж это бы я могла бы сделать сама, разиня несчастная. Все вместе мы вошли в остановившуюся против нас кабину и поехали вниз, всего на один этаж. А наверху в квартире, на которую мы все только что вожделенно смотрели, уже гремели отпираемые замки.

– Ну, до свидания, Мальвина, – шепнул мне бомж, прислоняя к стенке слегка застонавшую во сне Нюту. – Теперь мне пора к Карабасу и Дуремару!

После этого он пошел опять вверх, откуда все мы только что сбежали.

Выходить на вечернюю улицу после беседы с акушеркой казалось жутковато. Вот уже ворота родного дома, то есть родного роддома, остались за спиной. Впереди с одной стороны – опушенный нежданно выпавшим снегом скверик, с другой – безлюдная улица. Ну и где безопаснее идти? Поневоле вспомнишь поговорку, что хрен редьки не слаще.

Игорь Сергеевич пытался убедить себя: бояться нет оснований. Кому может серьезно понадобиться его убить? Вообще ситуация складывалась предельно глупо: какая-то ненормальная ему угрожает, и из-за этого он, значит, должен оглядываться на каждом углу. Чушь, ерунда, непорядок, дисгармония. Но внутренний голос подсказывал Игорю Сергеевичу, что именно так чаще всего и происходит убийство: глупо, необоснованно, нелогично. Как сейчас говорят, немотивированно. Что там болтала акушерка насчет того, будто он ошибся, мальчика или девочку носила эта ненормальная? Если из-за таких вещей убивать, мир уж совсем никуда не годится…

Зато теперь у Игоря Сергеевича появился шанс покончить со своим многолетним комплексом: якобы он постоянно изнеживается в женском окружении, его натура обретает не подобающее мужчине сглаживание углов. Вот и нашлась возможность проявить свое мужество: если он сумеет добраться до дому, не впадая в панику, можно будет себя уважать. Выходит, нет худа без добра: он идет по улице наперекор глупому положению, в которое ненароком попал, наперекор собственной трусости, которая все-таки гнездится сейчас в его сердце. Даже наперекор домашним проблемам и особенно Светке с ее трудным возрастом. Так ведь и не позвонила отцу, негодница!

Вдруг в затемненной аллейке сквера перед ним в секунду выросла плотная фигура шикарно одетой девки с длинными распущенными волосами. Не успев ничего сообразить, Игорь Сергеевич почувствовал на своей шее, выше шарфа, какую-то холодную щекотку и сдуру подумал, что бы это могло быть. И тут раздался хрипатый голос, придушенно зашептавший в ухо:

– Ну что, гад, настало время расплаты. Теперь понял, как людей дурачить? Родилась бы у меня дочка, жила бы я себе припеваючи, а теперь мне в тюрягу, а тебе – на тот свет!

Игорь Сергеевич хотел возразить, что это нелогично, что УЗИ не всегда показывает пол ребенка на ранних сроках и, наконец, выложить последний аргумент – мальчика иметь очень даже здорово. Он бы сам не отказался от мальчика, хотя у него дочка… Но в ту же минуту понял тщету всяческих объяснений. Горло перехватила жутким прозрением: такая вот странная, заведенная, словно подкуренная, девка как раз и может совершить убийство. Ей плевать на то, что все это нелогично, – у нее какая-то своя, непонятая другим, логика.

– Папка! – послышалось издали, и на дорожку со стороны кустов вылетела Светка. Вот уж кому нельзя было здесь появляться, вот уж это совсем никуда! Ведь здесь опасно. Страх за дочь разбил парализовавшее Игоря Сергеевича оцепенение: он вдруг резко вывернулся из-под приставленной к горлу финки и схватил девку за руку. Правда, в начале этого маневра сумасшедшая вполне могла бы его зарезать, но Светкино внезапное появление подействовало и на нее. Она вдруг словно обмякла, взгляд ее стал тягуче-тоскливым, но уже без злого напора.

А Светка смотрела расширенными от ужаса глазами и не могла двинуться с места. Это хорошо, что она не подошла ближе, – так было безопаснее. Но вообще Игорь Сергеевич чувствовал, что страшный момент позади, сейчас эта ненормальная больше не опасна.

– Ну что, в полицию тебя сдать? – спросил он, без труда выворачивая ее уже вялую руку, из которой, звякнув, выпала финка.

– Ты мне всю жизнь испоганил, – убежденно выпалила она.

– Что ж я такого сделал? Вот здесь моя дочь стоит: скажи при ней – чем я перед тобой виноват?!

– Дочь! – вдруг вскрикнула ненормальная. – У меня тоже могла быть дочь, и тогда все было бы хорошо!

– Но я же не Бог…

– Ты специалист! Должен был знать, кто родится, – девочка или мальчик! А ты перепутал, козел вонючий…

– Это не роковая ошибка, – спокойно заявил он. – Что тебе, мальчик не нужен? Ты его что, на помойку выбросила или кому отдала?

Девка вдруг рванулась от него и, сгорбившись, побрела по дорожке между деревьями. Сейчас Игорь Сергеевич чувствовал в ней тот импульс отчаяния, ту почти физически ощутимую обреченность, которую ему иногда случалось наблюдать у своих пациенток. В тех случаях, когда дело обстояло скверно – при диагнозе-приговоре или когда беременной, желающей сохранить ребенка, назначался аборт по медицинским показаниям.

Светка наконец сорвалась с места и полетела в объятия к отцу. Что ни говори, а ее запоздалое раскаяние спасло ему сегодня жизнь. Впрочем, почему запоздалое? Дочь поспела в самый подходящий момент – не выйди она отцу навстречу, отдыхать бы ему сегодняшней ночью в морге.

На намерзшей под ногами ледяной корочке тускло поблескивал нож, который он выбил у этой несостоявшейся убийцы. Хорошо, что она не наклонилась его поднять. Какое-то время Светка и Игорь Сергеевич неподвижно стояли в обнимку, глядя вслед удаляющемуся кошмару: поникшая голова со свисающими патлами, шикарная меховая куртка, модные брюки и сапоги… И чего не живется, если есть сын и есть достаток, чтобы его растить?

Валька вернулась домой и, не раздеваясь, бухнулась в постель, прямо в шикарном голубом костюме. Мать стала орать, что так им не хватит на жизнь даже при деньгах ее «черномазого хахаля»; мол, встань, повесь в шкаф хорошую одежду, а потом валяйся, как свинья, если хочешь. Мать была в принципе права, но упоминание о хахале прошлось ножом по сердцу – той самой финкой, о которой Валька теперь никогда не сможет забыть. Ну и ответила матери так, что та завизжала. Тут пришла бабка, в самый раз, чтобы они не схватили друг дружку за грудки.