– Ты что творишь? – накинулся на меня Ржавый. – Не трогай!

– Почему? – удивился я.

– Нипочему, – передразнил он. – Ты еду давишь.

Я непонимающе смотрел себе под ноги. Это же поганки!

– Сыроежки! – Ржавый нагнулся и выдернул из земли желтый грибок. Мне прямо стыдно стало, что я его задавить хотел. Такой он весь пузатенький!

– Что стал? Собирай давай! – Ржавый пошел дальше, через шаг нагибаясь и подбирая сыроежки. Он, оказывается, уже набрал их целую куртку.

Я волочился за ним следом, как бесполезный хвост. Всё равно я в грибах не разбираюсь! А вот в кулинарии – очень даже.

– Они сырые, – сказал я авторитетно. – Их есть нельзя!

– Тебе же сказано, сы-ро-еж-ки. – Ржавый положил в куртку еще один гриб и осторожно скрутил ее, как конверт. – Их даже сырыми можно есть. Но мы лучше пожарим.

– У нас костра нет! – напомнил я.

А сам подумал с завистью: «Сейчас окажется, что этот Робинзон еще и огонь добывать умеет».

– Главное, что у нас это есть. – С видом фокусника Ржавый вытащил из кармана коробок.

– Спички! – заорал я. – Ты же сказал, что их нет.

– Я сказал, что костер разводить не надо. А теперь можно.

– Еще как можно! – поддакнул я.

– Справишься? – предложил он вдруг. – А я пока дров насобираю.

– А как… – забеспокоился я, но быстро опомнился: – Конечно, справлюсь! Делов там.

– Ну давай. – Он бросил мне коробок. – Жги!

И пошел, главное, черт знает куда. Там же темень кругом!

– Ладно, – сказал я ободряющим тоном. Как там Яшка делал? Сначала мелкие сучья, наверх – крупные.

Я насобирал первых попавшихся веток и стал аккуратно складывать их шалашиком.

– Ты что, еще не распалил? – Ржавый с недовольной миной высунулся из сумрака.

– Я хворост собирал! – ответил я гордо. – Посмотри, какой отборный. Веточка к веточке!

– Давай быстрее! – буркнул он.

– Не торопи меня! – Я пристроил к шалашу дамбу из толстых прутиков. – Художник должен опираться на чувства, а не на время.

– Вот чудик! – хохотнул Ржавый. – Спички, главное, береги. У нас с запасом, но мало ли.

И он снова скрылся из виду.

– Спички береги, – передразнил я шепотом.

«Откуда они у него вообще взялись?»

– Из кармана! – умилилась Фёкла. – Видишь, какой хороший мальчик? И главное, собранный!

– Не то что некоторые, да? – зачем-то уточнил я, хотя и так было ясно, куда она клонит.

– Ну… – залебезила Фёкла. – Ты тоже мог бы научиться, если бы не был таким лодырем.

– Мне не надо учиться. – Я высокомерно чиркнул спичкой. – Ты забыла, я и так всё знаю.

– Ну конечно! – Фёклин смех был легким, как ускользающий дымок. Я выбросил испорченную спичку и сказал строго:

– Не смейся. Ты пламя гасишь!

– Не буду, – пообещала Фёкла и тут же снова захихикала.

Гора спичек росла с катастрофической скоростью, а костер всё не разгорался.

– Может, трухи какой добавить? – Я кружил над шалашиком, как маг-иллюзионист. – Или хвои?

– Хвои! Ха-ха-ха, помираю, – не унималась эта злодейка. – Зови уже Ржавого, недотепа. Не позорься!

– И без него справлюсь, – выдавил я через сцепленные зубы. – А ты молчи. Сама не разбираешься, так и другим не мешай.

– Я не разбираюсь? – оскорбилась Фёкла. – Да мы с твоим дедом всю молодость по горам таскались. Там всё было – и костры, и шалаши.

– Он мне не дед, – огрызнулся я. – Не приукрашивай!

– Ну не дед, – смутилась Фёкла. – А ты не хами! Ишь, распоясался. Думаешь, если я ложки сложила, так тебе теперь всё можно?

– Какие ложки? – Я уже чиркал спичками безостановочно.

– Ложки и ложки. Мы с дедом, бывало…

Но я уже выключил громкость в ушах. Просто чиркал и чиркал изо всех сил, чтобы хоть как-то отвлечься.

– Ты что, все спички спалил? – Ржавый налетел на меня, как коршун.

– Не все, – ответил я затуманенным голосом.

– Ну какой же ты олух! – заорал он.

А я подумал: «Хорошо всё же, что я так с громкостью придумал!» И сказал миролюбиво:

– Да ладно тебе, успокойся! У нас же запас есть!

– Это и был запас, дубина! – Он прямо посинел весь от злости.

Тогда я снова сказал, уже дипломатичнее некуда:

– Вот сам тогда и разжигай, раз такой умный.

Собрался и пошел куда глаза глядят. Побродил в елках, шишки там покидал. Остыл немного. И вдруг увидел среди деревьев пламя. Сначала малюсенькое, как светлячок. Потом всё больше и больше. Когда я добежал до него, оно уже полыхало настоящим костром. А Ржавый стоял рядом и глядел на всё это представление стеклянными глазами. Будто шаман какой-то.

– Спичек больше нет, – сказал он мирно. – Я последние истратил.

– Извини, – прошелестел я. – Я же не знал, что так…

– Ладно, что теперь… – Он махнул рукой. – Давай грибы жарить.

Я сразу вспомнил Яшку:

– На прутиках?

– На прутиках. – Ржавый, видно, тоже о нем подумал – так вдруг посветлел.

– Вы с Яшкой друзья, да?

Он коротко кивнул, потянувшись за ветками:

– Яшка – свой человек.

– И давно вы дружите? – спросил я ревниво.

– Да с самого начала. Как с Фалей тогда разругались.

– А вообще… это даже хорошо, что так вышло! – рассудил я. – А то стал бы как эти.

Он молча пожал плечами, как бы говоря: «Кто его знает!»

– Но если уж совсем честно… – начал я осторожно. – Я раньше так и думал.

– Что думал? – спросил он хмуро.

– Что ты тоже урод!

– Понятно. – Ржавый с задумчивым видом покрутил в руках ветку, словно примериваясь, но потом, передумав, швырнул в огонь.

– Мы здесь все уроды, – сказал он, глядя куда-то вбок.

– Как это? – воспротивился я.

– А вот так! – Он взялся за очередную ветку, но и ее бросил в костер. Будто там дров недостаточно!

– И ты, и я. – Он истреблял несчастные ветки одну за другой. – Мы для нормальных людей – точно калеки.

– Калеки? – Мне словно оплеуху отвесили. – А Фаля тогда кто? И все эти?

– А эти… – Ржавый сражался с разлетающимися искрами, отбиваясь от них руками. – Думаешь, они хотели такими стать?