– Ну стали же… – подтвердил я и так очевидное.

– Это не они. – Он свирепо мотнул головой. – Это интернат. Он кого хочешь изуродует.

«Неправда! – Я сразу подумал о Маечке. – Она вон какая красивая! Даже внешне! И это после притона-то!»

– Просто кому-то везет больше, – подхватил мои мысли Ржавый, – а кому-то нет.

– Как на войне? – предположил я.

Он посмотрел на меня с интересом:

– Вот-вот! Кто-то сражается и побеждает, а кто-то сразу сдается.

– А ты? – спросил я аккуратно.

– Я тоже. – Он мотнул головой и тут же еще раз – уже в обратную сторону: – В смысле, я не сдался! Я отсюда точно выберусь!

– Сбежишь? – загорелся я.

– Шутишь? – Ржавый печально хмыкнул. – Куда? У меня же никого нет, даже бабушки.

Он стал давить на глаза кулаками:

– Достал уже этот дым, – и вдруг отчеканил: – Я учиться буду. Пока голова работает! В институт поступлю.

– В институт? – Я чуть не лопнул от смеха. – Кто об этом вообще думает – в седьмом-то классе?

Ржавый посмотрел на меня с презрением.

«Точно, он же старше!»

– А в восьмом так и подавно, – добавил я уверенно.

– Я в медицинский хочу! – упрямо твердил рыжий. – Ученым стану. Может, даже Нобелевку получу.

– Премию? – Я ушам своим не поверил.

«Где Ржавый, а где Швеция?!»

– Ага! – просиял он. – Надо же с этим миром что-то делать!

– Ну ты даешь. – Я, честно, не знал, что сказать.

А он, видно, решил добить меня окончательно. И такой:

– Семью заведу. Стану нормальным человеком. Может, даже забуду про всё это. Ну, когда-нибудь!

– Тебе двенадцать. – Я обеспокоенно заглянул ему в глаза. – Какую семью?

– Большую! – Ржавый мечтательно зажмурился. – Дружную. Где много детей. И собака еще, рыжая! Или кот. Пусть будет.

– Ты бредишь! – догадался я.

Но Ржавый как и не слышал:

– Вдруг cо мной что случится? Они вместе будут. Семья же!

– Эдик с Фалей – тоже семья, – некстати вспомнил я.

Глаза у Ржавого вспыхнули как у сумасшедшего:

– У Эдика с Фалей – другое. Там отчим – наркоман. Псих законченный! Он их мать прирезал! И их тоже хотел… А ты говоришь – семья! Да они даже слова такого не знают.

Он натужно сглотнул.

– А мои… У нас настоящая семья была, понимаешь?

– Но ты же тоже в притоне вырос! – не выдержал я.

– Что-о-о? – У него даже лицо вытянулось от удивления.

Я неловко затоптался на месте:

– А где тогда?

– В квартире. – Вид у Ржавого был такой, будто его поленом пришибли.

Да я и сам чуть под землю не провалился – от стыда.

– Так ты не из притона… А твои родители? Они… как?

– В горах погибли, – сказал он сухо. – В ущелье оползень был. Там всю их группу накрыло.

– Оползень? Группу? – повторял я за ним, как загипнотизированный.

– Они у меня геологи… – Ржавый натужно кашлянул. – Были.

Я чуть не грохнулся от потрясения.

«Геологи? Так вот откуда всё это! И сосна, и сыроежки».

– А я думал, ты сам по себе такой… – У меня внутри всё ходуном ходило. – Ну… типа бойскаут. Или еще хуже – рейнджер!

– Не рейнджер! – Ржавый насмешливо закатил глаза. – И где ты только таких слов набрался?

– Да так, – сказал я кротко. – С миру по нитке собирал.

– Вот я и говорю – чучело ходячее! – сказал он. Вроде как даже с восхищением!

– Геологи – это очень круто, – похвалил я в ответ.

– Меня тоже в походы брали, даже маленького! – похвастался Ржавый. – Я с ними, считай, полмира объездил!

Губы у него съехались в одну кривую линию.

– А вторые пол уже не успел.

– Тебя сразу в детдом, да? – Я больно прикусил изнутри щеку.

– Ну да. – Он почесал затылок. – Больше некуда было. Я же у них один был. А они тоже… только друг у друга.

– Ржавый… – У меня от этой истории будто язык отсох. – Ты…

– Я в наш дом вернусь! – Он яростно стиснул кулаки. – Я только поэтому и выжил здесь. Потому что представлял, как вернусь туда, где мы с ними жили. Счастливо жили! И я тоже буду.

Он шмыгнул носом и прошептал:

– Я слово дал, понимаешь?

– Понимаю. – Я вытер глаза рукавом. Дым этот проклятый и до меня уже добрался!

– Давай грибы жарить! – сказал я, успокоившись. – А то у меня живот с позвоночником склеился.

Ржавый явно обрадовался:

– Точно! – Он снова схватился за ветки. – А я о них уже и забыл.

– Ну вот. – Я взялся ему помогать.

* * *

Грибы – это, конечно, не сало. Крошились как сумасшедшие. Вообще неуправляемые! Но мы их всё равно кое-как нанизали и положили на толстое бревно – мариноваться.

– Будут в собственном соку! – сказал я со смехом и облизнулся.

– Когда еще мы так пошикуем! – Ржавый, по-дурацки пританцовывая, стал собирать из оставшихся бревен столик.

– А стулья где? – Я в который раз обалдел от всего этого рукоделия.

– Кстати! – Ржавый одобрительно кивнул. – Надо лап наломать!

Он поймал мой удивленный взгляд и проворчал:

– Понятно, я сам.

И опять куда-то ушел. Но скоро вернулся обратно – с огромной охапкой веток.

– Лапы. – Он свалил их мне под ноги. – Еловые. Не сидеть же на земле.

Пока Ржавый жарил сыроежки, я соорудил два топчана. Мы примяли их ногами и уселись, как два падишаха. Я еще вокруг нас сад на земле нарисовал, прутиком. С цаплями и павлинами. Пусть гуляют между фонтанами, пока мы трапезничаем.

– Красотища! – Ржавый задорно захрустел грибом.

– Сидим, как боги. – Я тоже впился в свой шашлык зубами и сказал: – М-м-м, вкуснятина.

Гадость там была, конечно, несусветная.

– Зато белок! – шепнула мне Фёкла. – Ешь!

И я стал есть. Мы их за секунду схрупали, а потом еще и прутики обгрызли.

– Вот и поели. – Ржавый похлопал себя по тощему пузу и с довольным видом растянулся на топчане.

Я тоже лег, уткнувшись носом в звезды. Они висели так низко – бери и собирай, как сыроежки.

– Красиво! – Я снова вспомнил о Маечке. Интересно, она уже заметила, что меня нет? Конечно, заметила! Я бы сразу заметил, еще за завтраком.