Эмили мельком глянула на Роуз, отметив смирение в ее глазах, обидчивый изгиб губ и пепельную бледность лица. Гостья наслаждалась ароматом лилий и влажным теплом, поднимавшимся от земли, ощущая жар солнца на каменных плитах пола, но в то же время она чувствовала и превалирующий над всем этим страх. Зная, как неистово ее подруга разделяла взгляды своего мужа, возможно, даже провоцируя их излишнюю смелость, миссис Рэдли задумалась о том, что же ей могло так отчаянно понадобиться узнать, если она собиралась искать другого медиума даже после того, что произошло с Мод Ламонт?

И что именно случилось с Мод Ламонт? Неужели она перестаралась с попытками политического шантажа, воспользовавшись знанием какой-то ужасно опасной тайны? Или пронюхала про какую-то семейную трагедию, любовную измену? А может, пробудила в ком-то жуткую ревность из-за украденного или направленного по ложному пути мужского внимания? Или она обещала передать какие-то указания из загробного мира, к примеру, о деньгах или наследстве, а потом изменила своему слову? Вариантов было множество. И они могли бы не иметь к Роуз никакого отношения, если б Томас занялся этим делом в обычном порядке, как полицейский с Боу-стрит, а не по специальному заданию Специальной службы!

Мог ли тот неизвестный клиент оказаться каким-то политиком или чьим-то любовником, мог ли он вынашивать честолюбивые планы? Или воспылал к самой Мод безумной страстью, а она ему отказала, и он, не стерпев унижения, вернулся и прикончил ее?

Наверняка Питт тоже подумал о таких версиях.

Эмили пристально посмотрела на Обри. На первый взгляд выражение его лица казалось крайне серьезным, но насмешливый огонек всегда таился в глубине его глаз, словно он осознавал безмерную комичность какой-то тайной ситуации и ощущал себя отчасти актером, не более и не менее важным, чем любой другой человек, вне зависимости от остроты собственных чувств. Вероятно, в основном именно поэтому миссис Рэдли относилась к нему с искренней симпатией.

Роуз по-прежнему не смотрела на Эмили. Она прислушивалась к словам мужа, но ее застывшая в напряжении спина выразительно показывала, что она не забыла о ссоре с подругой, хотя и скрывала ее, не желая объяснений с Обри.

Одарив ее спину легкой и милой светской улыбкой, Эмили высказала радость по поводу того, что ей удалось повидать обоих супругов. Она пожелала Обри успеха и вновь подтвердила, что готова поддержать его, так же как и Джек, хотя в последнем миссис Рэдли была менее уверена и, простившись, направилась к выходу. Роуз проводила ее до фойе. Она держалась любезно, оживив голос веселой благожелательностью, но глаза ее оставались холодными.

По дороге домой, сидя в карете, с трудом лавировавшей в море двуколок, кэбов, ландо и дюжине прочих видов колесного транспорта, Эмили размышляла, что именно ей следует сообщить Питту и стоит ли вообще что-то говорить ему. По крайней мере, миссис Серраколд ожидала от нее именно этого, потому так и рассердилась, словно уже чувствовала себя преданной. Это было несправедливо и незаслуженно.

Однако миссис Рэдли все же невольно решила, что надо передать Томасу все, что может быть полезно для него, в плане объяснения всего случившегося, причем ради блага самой же Роуз!

Впрочем, нет, не ради Роуз. Ради правды и ради Джека. Пока Эмили озадаченно размышляла о смерти этой особы-медиума, перед ее мысленным взором все время маячил Джек – она ощущала его присутствие так, словно он стоял рядом, почти зримо. Ей нравился Обри, и она желала ему выиграть выборы – не только ради той пользы, которую он мог принести своим избранием, но и особенно ради его собственного благополучия. Однако страх того, что его провальная предвыборная кампания может повредить и Джеку, побудил миссис Рэдли на поиски правды.

Ей никогда не приходило в голову, что ее муж мог проиграть. Она думала только о будущих возможностях, привилегиях и удовольствиях. Теперь же, пока ее карета, покачиваясь, катилась вперед, сопровождаемая прореза́вшими жаркий воздух грубыми окриками извозчиков, Эмили со страхом осознала, что в случае его проигрыша ее ждет горькая перемена судьбы, такая же досадная, как та, с которой сейчас пришлось столкнуться Шарлотте. Приглашения на приемы могли стать гораздо более редкими и менее интересными, а круг общения – безмерно более скучным. Как она вернется в то праздное общество после волнующих политических споров и безрассудной мечты о власти? А еще перед ней мог весьма существенно и остро встать вопрос о том, как ей удастся скрыть собственное унижение, осознавая, что она больше не способна сделать ничего достойного уважения?

Миссис Рэдли укрепилась в решении помочь Джеку добиться победы. Она прекрасно осознавала свои эгоистичные мотивы, но это не имело ни малейшего значения. Мотивы эти затрагивали эмоции не больше, чем солнечный свет – глубоководные морские течения. Она должна была сделать все возможное, чтобы помочь мужу.

И ей было просто необходимо с кем-то посоветоваться. Но ее сестра Шарлотта уехала в Дартмур, и даже неизвестно точно, куда именно, а их мать, Кэролайн, укатила в турне со своим вторым мужем Джошуа, который, будучи ведущим актером, играл сейчас в одной из пьес мистера Уайльда на гастролях в Ливерпуле.

Но даже если бы обе они не покинули Лондон, главным доверенным лицом Эмили могла быть только леди Веспасия Камминг-Гульд, двоюродная бабушка ее первого мужа, ставшая одной из ее самых ближайших подруг. Поэтому, подавшись вперед, миссис Рэдли приказала кучеру отвезти ее к дому Веспасии, несмотря на то что она не отправила к ней заранее свою визитку и даже не уведомила ее о предполагаемом визите, что было полнейшим нарушением правил этикета. Но, с другой стороны, леди Веспасия сама всегда пренебрегала этими правилами, если они мешали ей сделать то, что она считала нужным, так что она почти наверняка простит такую небрежность.

Эмили повезло: леди Камминг-Гульд оказалась дома и даже уже полчаса как простилась с последним визитером.

– Милочка, что за радость видеть тебя! – воскликнула Веспасия, и не подумав подняться с кресла, стоявшего возле окна залитой солнцем гостиной, выдержанной в палевых тонах. – Особенно в столь исключительно неурочное время, – добавила она, – поскольку ты не прикатила бы ко мне, если б у тебя не появилось нечто ужасно интересное или неотложное. Скорее же присаживайся и рассказывай, в чем дело! – Она указала на стоящее напротив нее кресло и окинула оценивающим взглядом наряд гостьи.

Волосы тетушки уже посеребрило время, хотя спина ее оставалась прямой, и у всех по-прежнему вызывали восхищение ее изумительные глаза и аристократические черты лица, благодаря которым в свое время она и слыла первой красавицей. Веспасия никогда не следовала моде, но неизменно определяла ее.

– На редкость милый наряд, – одобрила она. – Ты наносила визит, желая произвести впечатление… подозреваю, на даму, которая с особой трепетностью относится к выбору туалетов.

Эмили улыбнулась с радостным облегчением, почувствовав себя в компании человека, к которому она относилась с безоговорочной любовью.

– Все верно, – признала она, – такова Роуз Серраколд. Вы знакомы с ней?