— Вот кто тебе нужен. У тебя в городе теперь живет единственный в мире человек, способный починить тарелку ведьм, а потом на ней еще и полетать. Вот истинная ценность. Ну а насколько мощное это оружие, ты сам сегодня видел.

— Я это знаю, — согласился тот.

— Ну так будь доволен, — сказал Федоров. — Право, ведьмак для коллекции будет уже перебором.

— Мне так не кажется, — мэр осклабился.

— Придется смириться, — сообщил кот. — Никуда не денешься. Ларион, мы уходим?

— Да, — ответил Федоров. — Нам пора собираться.

Даже не попрощавшись, он двинулся к бару, у хозяина которого оставил свой багаж и седло Шестилапа.

Он даже успел подойти к бару, в которой ввалилась вся толпа с площади, не забыв, конечно, прихватить с собой уже слегка пьяного новоиспеченного пилота летающей тарелки. В тот момент, когда мэр и его помощник нагнали Лариона и Шестилапа, до них донесся голос Солона, сочный баритон взрослого мужчины. Судя по всему, победитель орды пытался спеть в честь этого события песню.

— Мне бы не хотелось этого говорить, — сообщил мэр, — но ты меня вынуждаешь…

— Это угроза? — спросил Ларион, повернувшись к нему лицом.

— Я делаю это, хорошо понимая, что выгляжу не лучшим образом, но у меня есть и оправдание.

— Благо твоего города, никак? — спросил кот.

— Именно, — ответил мэр.

— А некоторым усатым, — не без злорадства заметил Щербак, — лучше бы помолчать. Мной даны инструкции в случае попытки бегства стрелять по ездовому животному ведьмака. Без него ему уйти от погони будет невозможно. Смекаешь?

Вот это уже было неправильно.

Ларион кинул на помощника мэра мрачный взгляд. Тот, как ни в чем не бывало, подмигнул. Плевать ему было на угрозы, совершенно плевать.

Скверно, очень скверно.

— Как я понимаю, мы уже на мушке? — спросил ведьмак.

— Да, — ответил Жуков. — Стрелки. Я сообщил нескольким, уцелевшим в драке, что им расслабляться рано. По идее, к этому моменту я уже должен был дать знак пристрелить твоего шестилапого приятеля. И не сделал этого вопреки получаемым советам.

Щербак мрачно ухмыльнулся.

— Не без причины, конечно? — спросил Ларион.

— Ну да. Может, я совершил ошибку, но мне кажется, что ты человек слова. Значит, с тобой можно договориться, подумал я.

— О чем?

— О сотрудничестве конечно, — улыбнулся мэр. — О полном взаимовыгодном сотрудничестве. Я хорошо запомнил нарисованную вами картину. Уверяю: я смогу обеспечить порядок в моем городе, даже в том случае, если слава о вас, так сказать, пойдет по миру. И сумею вам обеспечить вполне комфортную, спокойную жизнь.

— В случае если я не соглашусь, мой котик получит пулю в лоб?

— Нам придется это сделать. — Снова встрял в разговор Щербак. — Очень жаль, но придется.

Ларион прислушался.

Что-то в баре у него за спиной происходило. Поначалу стихла песня Солона, а потом вообще стих и шум, словно все, находящиеся там, разом замолчали.

— А еще, — сказал он, — вы, наверное, учли, что оживить его мне не составит труда?

— Учли, — не моргнув глазом сказал мэр. — Если не договоримся и дойдет до стрельбы — значит, возникнет необходимость в экстренных мерах. Самое поганое то, что труп придется уничтожить полностью, а у нас нет в городе крематория. Значит, потратим ценный бензин. Но мы готовы и на это.

— Не боитесь, что я смогу возродить кота из кучки пепла?

Мэр неприятно улыбнулся.

— После того, как его развеют по ветру? Мы рискнем.

— Между прочим, вы обо мне говорите, — буркнул Шестилап. — Я еще здесь и я еще жив.

— В таком случае, — сказал Щербак. — Посоветуй своему другу быть более разумным. Понимаешь, о чем я?

Ларион хотел было его послать в очень далекое пешее путешествие, но ничего не сказал. За спиной слышались шаги. Кто-то вышел из бара и теперь шел к нему. И не было необходимости поворачиваться, чтобы узнать, кто это.

Он просто стоял и ждал. И все это время Жуков, Щербак и Шестилап тоже молчали. Кажется, у них тем для разговоров более не осталось.

Потом шаги стихли. Точно у него за спиной. В его затылок ткнулось нечто твердое, холодное и очень спокойный женский голос спросил:

— Я тебя предупреждала, что, если ты сделаешь зло моему мальчику, я тебя убью?

— Какое зло? — спросил Ларион.

Знал он, конечно знал, что она имеет в виду.

— Ты отнял у него по меньшей мере пятнадцать лет жизни.

— Гм… послушай, Анна… — промямлил мэр.

— Я просто выполняю обещания, — послышалось в ответ. — Любая мать выполнит такое обещание.

— Город покроет все твои потери, — быстро сказал мэр. — Ты и твой мальчик до конца дней ни в чем не будете испытывать нужды. И еще…

Не обратив на его слова ни малейшего внимания, Анна спросила:

— Ларион, ты готов?

Федоров улыбнулся.

Ему подумалось, что та, которая стоит у него за спиной, приставив к его затылку ствол обреза, действительно достойна самой большой на свете любви. Она настоящая женщина и настоящая мать.

— Готов, — ответил он.

— Прощай. Я тебя любила.

Он еще успел услышать, как щелкнул курок, а потом на него снизошел гром небесный.

19

Крупный жирный ухрял выбрался из норы, вырытой под порогом полуразрушенной водонапорной башни. Поводив по сторонам здоровенным, свернутым штопором носом, он запрыгал в сторону ближайшего смородинового куста, уже порядочно обгрызенного. Шестилап покинул засаду, когда до вожделенных смородиновых веточек оставалось совсем немного.

Напрыгнул. Схватил. Съел. Довольно облизнулся.

— Браво! — сказал Ларион. — Теперь ты сыт?

— Почти, — ответил кот. — Потом, часа через два, сделаем остановку и я еще поем, кого-нибудь поймаю. Или ты подстрелишь кого-то крупного.

— Договорились, — согласился Федоров.

Он сидел у самой дороги на деревянном стуле, старом, с гнутыми ножками. В руках у него был обрез. Ответив коту, он не удержался, посмотрел в сторону города Пушкино.

Бояться не следовало, поскольку их теперь разделяло по крайней мере два часа пути. Отдельные собиратели сюда, конечно, добираются. Однако ни один из них напасть не рискнет, можно не сомневаться.

— Пойдем пешком или ты на мне поедешь? — спросил Шестилап.

— А пошли пешком, — сказал Ларион. — Хочется размять ноги. Видишь ли, в могиле лежать довольно тесно.

— Неужели?