А вот и наша школа. Ба, ее и не узнать, раньше она былакраснокирпичной, а теперь ее покрасили в светло-бежевый цвет! И деревьяразрослись. Два паренька выскочили из ворот, у одного в ухе была серьга! Дочего дошла российская демократия! Когда я училась, даже девочкам запрещалосьносить сережки. Но мама смеялась и говорила, что в наше время в школах совсемвольные нравы. Когда училась она, им запрещали даже в жару ходить в носках!«Тут же мальчики, а вы с голыми ногами!» – возмущалась их директриса. Помню,меня особенно впечатлил мамин рассказ о девочке, которая явилась в школу сбесцветным лаком на ногтях, кто-то донес директрисе, та примчалась на урок,вызвала девочку к доске и велела обдирать лак с ногтей перед всем классом.Девочка рыдала, лак не обдирался, директриса торжествовала: «Вот так будет скаждым, если…» Урок был сорван, но девочке, вопреки ожиданиям директрисы, всесочувствовали. «И в этом было уже веяние нового времени! – говориламама. – Мы же родились и пошли в школу еще в сталинские времена».

И вдруг я увидела, что из школы вышла женщина. У меня всезамерло внутри. Неужто это Суса? Наша учительница по литературе СусаннаЛазаревна? Не может быть! Хотя почему? Когда мы кончали школу, ей не было исорока… Она все такая же худенькая, только поседела… Да, это она!

Что-то толкнуло меня.

– Сусанна Лазаревна!

Она остановилась, прищурилась и вдруг всплеснула руками:

– Дина! Шадрина! Это ты?

– Я!

Мы кинулись друг к другу в объятия.

– Господи, Сусанна Лазаревна, вы совсем не изменились!

– Не стоит так бессовестно лгать, Шадрина. Мне ведь ужене надо ставить тебе оценки! А ты изменилась. Но выглядишь хорошо! Ты,наверное, приехала на встречу, да?

– Да! Проходила мимо школы, задержалась, смотрю, вы!Как я рада вас видеть!

– Тося Бах мне сказала, что ты живешь за границей.Многие сейчас разъехались… Кто бы мог подумать, что такое будет возможно! Мойсын тоже уехал в Израиль… У меня двое внучат, и я постоянно за них волнуюсь,знаешь, они живут на так называемых «территориях»… Ты бывала в Израиле?

– Да.

– Значит, представляешь себе, каково им.

– Сусанна Лазаревна, вы спешите?

– Нет, у меня есть полчасика, давай посидим тут налавочке, поговорим. Знаешь, Веня Гордон тоже в Израиле и Мила Нейман. Явиделась с ними там.

– Да, знаю, мне Иванишин говорил.

Она улыбнулась:

– Даже вообразить не могла, что Иванишин станетактером, Иван Петрович прочил ему большое будущее в точных науках, а вот какполучилось… Помнишь, он ведь всегда бегал за тобой? А ты не обращала на неговнимания… Кстати, у нас сейчас учится его сын, хороший мальчик, но, в отличиеот отца, выраженный гуманитарий… Ну а у тебя есть дети?

– Нет.

– Жаль. А кто ты по профессии, Дина? Тося мне говорила,но я запамятовала.

– Археолог.

– Археолог? Это же страшно интересно.

– Да, хорошая профессия. Но вы, почему вы не уезжаете ксыну?

– Так у меня тут дочка, и у нее тоже дочка, моя внучка,они ни за что не хотят уезжать. Хотя муж у дочки тоже еврей, но туда не желает.Он жил несколько лет в Америке, вернулся, теперь здесь работает, неплохоустроен… А к сыну я раз в два года езжу, и он один раз приезжал.

– А вы по-прежнему в нашей школе…

– Да, уже тридцать пять лет, хотя теперь ее называютгимназией.

– И литературный кружок ведете?

– Подымай выше! Теперь у нас литературная студия!

– И много писателей вышло из вашей студии?

– Писателей – шесть! Но хороший только один, ДмитрийЛунин! Читала?

– Нет. А что он пишет?

– Детские книжки.

– А как вообще вам живется, Сусанна Лазаревна? Говорят,учителям тяжело приходится?

– Учителям у нас всегда тяжело приходится, –улыбнулась Суса. – Думаешь, в прежние времена мне легко жилось с двумядетьми? Но зато сейчас никто не мешает мне совмещать, я преподаю еще вколледже. И никто не лезет в работу студии. Мы обсуждаем тех писателей, которыенам интересны, читаем что захотим. А знаешь, как я радуюсь осенью, послеканикул, когда ребята пишут сочинения «Как я провел лето»! Где только они небывают… Одна девочка была даже на Сейшельских островах! И написала простопоразительное сочинение! Необыкновенно талантливое! А когда-то один мальчик,Коля Стрепет, сын дипломата, провел каникулы у родителей на Цейлоне…

– И что?

– Меня вызвал директор, еще до сочинения.

– Бобсон?

– Нет, еще до Бобсона! Кстати, ты знаешь, он умер?

– Да, знаю. И теперь директор Керосинка…

– Ты помнишь все школьные прозвища?

– Многие! Так что было с тем сочинением?

– А… Директор вызвал меня и заявил: «Скажите Стрепету,чтобы он не писал о Цейлоне». Я страшно удивилась: это ведь такая интереснаяэкзотическая страна. Но он мне с серьезнейшим видом ответил: «Цейлон – странакапиталистическая, и нечего разжигать интерес подростков… Нездоровый интерес!Вот если бы родители Стрепета работали на Кубе, дело другое». Я пыталасьвозражать, но быстро поняла, что это бессмысленно.

– И что было дальше? – заинтересовалась я.

– Я на перемене отозвала Колю в сторонку и, краснея изапинаясь, попросила его написать что-то другое… Парню было уже летчетырнадцать, умный был и, как теперь говорят, продвинутый, он посмотрел наменя с жалостью и сказал: «Ладно, Сусанна Лазаревна, напишу что-нибудь глубокопосконное…» Я чуть со стыда не сгорела! А он опять усмехнулся и говорит:«Правда, весь класс знает, что я был на Цейлоне, так уж лучше я вообще на этосочинение не приду! Заболею, все лучше, чем врать! Ведь наша школа и роднаяпартия учат нас всегда говорить правду!» Кстати, из этого парня получилсязамечательный журналист, честный, бескомпромиссный…

– Как я рада, что встретила вас вот так, отдельно отвсех!

– Я тоже, Диночка! Ты стала такая… Иностранка!

– Боже мой, да что ж во мне иностранного! Мне все этотвердят в один голос…

– А ты себя тут иностранкой не чувствуешь?

– Нет! Я чувствую себя тем, что я есть, –женщиной, которая двадцать с лишним лет не была в родном городе, только ивсего.

– Ну и как тебе Москва?

– Я в полном восторге!

– Мне приятно это слышать… Я горжусь Москвой!

– Сусанна Лазаревна, вот вы где! – раздалсязнакомый голос. – А я вас ищу! О, Динка, кого я вижу!

К нам подбежала Тося Бах.