– Костя, подожди, ну что ты делаешь, пусти!

– Нет, не пущу, никуда не пущу, Динка, ты чегопихаешься?

– Костя, выслушай меня! – закричала я, с трудом отнего отбившись.

– Что-то случилось? – испугался он.

Я пересказала ему Тоськино сообщение.

– Да ну, плевать! Собаки лают, ветер носит! Тоськахочет слупить с нас эксклюзивное интервью, только и всего. Ну напишеткакая-нибудь газетенка, что мы вдвоем отравили мужа, ну и что?

– Я понимаю, Костя, но у меня, честно говоря, большенет сил выносить эту гадость.

– Но если ты станешь оправдываться, будет хуже.

– Куда уж хуже. А еще я боюсь, что кто-то из газетчиковкинется в Амстердам, разыщет этих паучих, и опять закрутится шарманка… И дернултебя черт за язык!

– Не меня, а твою идиотку-мачеху!

Опять зазвонил телефон.

– Это Тоська.

– Я сам с ней поговорю! Алло! Привет, что там такое?Хорошо, мы дадим тебе интервью, но с одним условием. Ты немедленно свяжешься самстердамской полицией… Как это зачем? Чтоб все увидели документ…

– Костя! Перестань, это просто чушь! – разозлиласья.

– Ничего не чушь! Документ о том, что… – онвключил громкую связь, и я услышала Тоськино возражение:

– Костя, это ерунда! Не бывает документов оневиновности, если не было суда! Достаточно просто копии свидетельства осмерти!

– Все! Хватит! Ничего не будет, ни интервью, ниоправданий, ничего! – закричала я. – Не желаю оправдываться! Не желаюбольше слушать никаких доводов! Любой, кто услышит про участие в этом делеКости, просто посмеется, а что касается меня, я не желаю опять заниматься этойисторией! Хватит! Сыта по горло! Пусть ваши сраные газеты пишут что хотят. Даони и писать-то обо мне не будут, кто я такая, в конце концов? Подружкагосподина Иванишина, мало ли у него подружек! Так обо всех писать, что ли? Яим, слава богу, неинтересна.

– Шадрина, успокойся. Тоська, Дина права. Лучше негнать волну!

– А зря! Эх, какой материальчик пропадает! Но деловаше! А тебя, Иванишин, поздравляю, сбылась мечта идиота!

– Спасибо, Тося. Погоди, Шадрина, ты чего ревешь?Ладно, Тоська, у меня тут Шадрина плачет, потом созвонимся! Динка, ты чего? Нуне реви, я этого не переживу!

– Костя, Тоська с такой злобой сказала…

– Что?

– Что сбылась мечта идиота… Она в тебя влюблена, чтоли?

– Да ты что? Перекрестись!

– Влюблена, влюблена, я уверена.

– Это ее глубоко личное дело!

– Но она несчастная, у нее с сыном плохо…

– И что? Я должен ее утешать в постели, так? Шадрина,ты бредишь! Ну, скажи на милость, чего ты ревешь?

– Костя, ну почему так получается? Я скромная женщина,ни выдающейся внешности, ни выдающихся способностей, а вот уже который разстановлюсь объектом жгучей зависти… наши паучихи, эта дура Ариша, теперьТоська… Знаешь, сколько гадости я нахлебалась в жизни? А теперь, боюсь, будетеще хуже…

– Дурочка ты, Шадрина! Тоська, конечно, матераяпрофессионалка, но она не подлая и прекрасно знает, что ей ничего не светит,знает про мои чувства к тебе… А потом, должен признаться, у меня было многобаб… Прости, женщин…

– Ну и что? – всхлипнула я.

– И ни одна из них не пала жертвой роковой зависти илиненависти. И потом, учти, Шадрина, Москва – это не эмигрантский кружок вмаленькой стране. Там у вас и вправду они как пауки в банке, а тут… Да наследующий день все забудется! Не бери в голову! Просто Тоська застала насврасплох, в такую чертову рань… Заполошная дура! Ты пойми, тут столько есть темдля сенсаций, кроме личной жизни артиста Иванишина… Ну напишут какую-нибудьпакость, а мы читать не станем! Да вон сегодня вечером Киркоров появится сновой прической, визгу будет куда больше.

– Кто такой Киркоров?

– Господи, Шадрина, ты с Луны свалилась? Нет, Лунадостаточно близко, с Марса, наверное, ты моя Аэлита… Только не спрашивай, ктотакая Аэлита!

– Про Аэлиту я знаю.

– Ну все, все, иди ко мне.

– Костя, а Тоська еще сказала, что нас отследили…

– Ну и на здоровье!

…Уходя в начале десятого, Костя сказал:

– Шадрина, выше нос! И запомни: если тебе когда-нибудьпонадобится моя жизнь, то приди и возьми ее!

– Ты что, играешь Тригорина?

– Нет, играл когда-то Треплева, плохо играл, надосказать. А Тригорина сейчас смог бы… Слушай, а почему все-таки она сказала, чтоу меня неухоженный вид?

Я оставила дома мобильник и пошла бродить по городу. И недумать ни о чем и ни о ком. Отключиться. Забыть. «Забыть» – кодовое слово дляменя. Приказываю себе забыть и забываю! Как оказалось, не навсегда, но накакое-то время.

Вот и мой родной Вспольный переулок. Дом, где мы жили смамой, когда отец ушел от нас. Тут у нас была однокомнатная квартира. Потом,когда мама заболела, мы съехались с Мурой, сменяли ее комнатушку в коммуналке инашу квартиру на двухкомнатную на Шаболовке, но мама там уже не жила, а меняпосле ее смерти отец забрал к себе, он говорил, что не может доверить меняМуре. Она слишком любвеобильна, как он тогда выразился. Потом ему предстоялополучать квартиру от Союза художников, и он прописал меня к себе, чтобыполучить лишние метры… Черт возьми, у меня же была «площадь» в Москве! Куда онаделась? Впрочем, бог с ними, с этими метрами… Мне что, жить негде? Слава богу,у меня большой дом и есть деньги, если захочу купить жилье здесь… Интересно,это дорого – квартира в Москве? Глупости, бред. Мне очень нравится быть здесьиностранкой, а вот москвичкой? Ерунда, да и домочадцы мои лохматые в городскихусловиях жить не смогут. Интересно, как там Кукс? За Мойшу и Тузика я небеспокоилась.

Я прошла по Вспольному переулку до улицы Качалова иповернула назад, вернулась к улице Алексея Толстого, теперь они соответственноназывались Малой Никитской и Спиридоновкой. Хотела зайти в наш подъезд, но онбыл заперт. Я медленно побрела в сторону Патриков – так мы называли в детствеПатриаршие пруды… А вон в том доме жил Костя, у них была комната в коммуналке,потом они получили двухкомнатную квартиру «за выездом», то есть в старом домена Большой Бронной, и это считалось огромным везением, потому что в те годыобычно переселяли на окраины. И многие, уезжая, меняли школу. Помню, какликовал Костя, когда узнал, что им дали квартиру так близко. А вот и Патрики.Тут мы катались на коньках. Однажды я упала и расквасила себе нос, а Костяприкладывал мне к носу снег. У нас была хорошая школа, дружный класс, и я,переехав, ни за что не согласилась перейти в другую школу, так и ездила сюда наметро и троллейбусе…